А Нины Андреевны и не было несколько дней. Готовилась к августовским совещаниям, возила в город, в отдел народного образования, какие-то бумаги.

Прибежала опять, когда время уже было ближе к обеду. Весёлая, влюблённая. Опять кинулась на шею — соскучилась. Опустилась на корточки, стала деловито расстёгивать Вадику брюки. Привычно достала из недр твердеющего дружка. Захватила, пока он ещё маленький, всего в рот целиком, и стала дразнить. Вадик испытывал некоторое смятение. Он никак не мог определить своего отношения к этой девушке. С одной стороны — он испытывал сильное уязвление. Больно ему было в груди от страшного рассказа его юной подружки. С другой стороны — он очень ждал, когда она снова придёт к нему в прохладный погребок, ему хотелось…

А потом что-то вдруг помутилось в голове. Накатила злость. До ненависти — один шаг! Вадик с характерным звуком выдернул изо рта Нины Андреевны разбухший ХУЙ и наотмашь, ХУЕМ, дал ей пощёчину. На лице девушки отобразилось неподдельное изумление. Вадик развернулся и ударил хуем по другой щеке. Потом — опять и опять. Нина Андреевна бросилась к выходу. Вадик — за ней. Когда она взбегала по ступенькам, он огрел её хуем по спине. А потом погнался за ней по полю. Бежать с поднятым хуем было неловко, он поддерживал его рукой и, когда удавалось нагнать подругу, опять смачно, с растяжкой, с размаху, ударял её по спине, по плечам, ягодицам — куда удавалось на бегу достать. Нина Андреевна споткнулась, упала. Вадик нагнал её, остановился, взял в обе руки разгневанный ствол хуя, как бейсбольную биту, и собрался убить, заразу, совсем, к чёртовой матери. Нина Андреевна лежала на спине, прикрыв руками лицо. Платье от падения задралось выше живота, обнажив «блядские» трусы, треугольник которых сбился на бок, совсем всё раскрыв напоказ.

Вадик, правда, собрался её совсем убить. Вместо этого он что-то задержался, задумался, потом… рухнул на Нину Андреевну. Оторвал руки от лица и жадно впился в её губы. И одновременно хуй с усилием воткнул, вогнал, засандалил через низ живота, до самых гланд. Так, что Нина Андреевна вскрикнула на мгновение, перестала дышать. Но Вадик не останавливался. — Блядь! — Кричал он, отрывая губы от поцелуя, — Ёбанная в рот!!! — Матерщинными словами ругался. Но по смыслу, вроде, подходило. Да и не мог Вадик других на тот момент найти. И — целовал дальше. И — ЕБАЛ.

Никогда в жизни ему ещё не было так хорошо с женщиной. И — как признавалась потом Нина Андреевна, — ей тоже.

Когда наступила осень, они поженились. Вадик устроился в районную газету корреспондентом, потом дошёл до главного редактора. Жили они с Ниной Андреевной долго и счастливо.

Что, впрочем, не исключало ситуаций, когда журналисту приходилось опять брать в руки хуй и жёстко корректировать её поведение.

Вид глагола

Когда я был маленьким…Ну… уже не совсем… Когда у меня начался период ещё не взросления, но созревания, мне очень было интересно слушать рассказы старших мальчишек, «пацанов». И рассказы, само собой, про их, уже начавшуюся, взрослую, жизнь. В разговорах зазвучало горделивое, победное «ебал», «выебал». Естественно, особенно в утренние минуты, глядя в постели на невыносимо напряжённую вертикаль будущей власти над женщиной, хотелось тоже кого-нибудь выебать. И всё представлялось достаточно просто: нужно, чтобы девчонка «дала». Поскольку девчонки от природы стеснительные, то, ясное дело, того, что они по первому зову будут снимать трусы и раздвигать колени, случиться не могло никаким образом. Девчонки должны всё время говорить «нет», для виду сопротивляться, хотя, на самом деле, сами тоже очень всего этого хотят.