Пройдя по узкому ходу сообщения в стрелковую траншею, группа свернула направо и через сотню метров остановилась у более мелкой траншеи, с замаскированной огневой точкой.

— Ну как тут у тебя, Маклаков? — спросил комбат у заснеженного бойца в тулупе, лежавшего за щитком «максима».

— Всё путем, товарищ комбат, — просипел тот. — Час назад фриц постреливал, а теперь стих. Не иначе перекуривает.

— Ладно, давай бди, — комбат похлопал пулемётчика по плечу и, согнувшись, первым скользнул в неглубокий ход, позади сопели остальные. Вскоре ход сошел на нет и пересекся с промоиной.

— Здесь ползком, — обернулся капитан. Шурша снегом, поползли, через несколько минут скатились в бомбовую воронку, на дне которой лежали длинные лыжи с палками.

— Ячейка передового охранения, — паря ртом, приблизил капитан лицо к Удальцову. — Ребят, как вы приказали, я убрал.

— Добро, — шевельнул губами Удальцов.

Несколько минут все наблюдали за дальним концом поля с немецкими позициями на взгорке. Там по-прежнему свистел ветер, но поземка прекратилась, мороз крепчал.

— Ну что, Саша, давай, — толкнул Маклярский в бок напарника.

Тот молча надел лыжи, затянул крепления, взял в руки палки, и остальные тихо вытолкнули перебежчика наружу.

«Шурх, шурх, шурх», — удалились от воронки шаги и стихли.

…Командир стрелковой роты лейтенант Вернер пил в своем блиндаже утренний кофе с коньяко