— Может, ты и прав, но повторяю: у меня нет плана. Просто-напросто игра продолжается.
— Какая именно игра?
— Да все та же, вечная: в чет-нечет со смертью.
— Ты от меня что-то скрываешь, — недовольно рычит он.
— В любом случае вряд ли ты думаешь, что я послан сюда, чтобы охранять тебя.
— И в мыслях подобного не держал. Хочу лишь спросить, до каких пор ты будешь считать, что послан сюда Манасиевым?
— Я послан не Манасиевым.
— А кем же?
— Ты знаешь кем. Я тебе сказал об этом в первый же вечер.
Тишина. Только тихонько похрапывает Черч. Он свернулся на ковре между письменным столом Табакова и моим креслом, всем видом демонстрируя свой полнейший нейтралитет в нашем споре.
— И как бы там ни было, считаю, что выход только один, — произношу через некоторое время.
— Знаю я твой выход, — кивает ТТ. — Но этому не бывать.
— Если взглянуть на вещи трезво…
— Я сказал, Эмиль, этому не бывать. Ты, похоже, забыл, чему нас когда-то учили: власть не отдают. А есть ли большая власть, чем деньги?..
— Но ее, вопреки всему, отдали.
— И потому потерпели крах.
— Не они. Крах потерпела страна.
Делать вид, что помогаешь Центру, имея цель помешать ему. И делать вид, что помогаешь Табакову, не имея цели помочь ему. Схема выглядит довольно простой. Пока не попытаешься реализовать ее на деле.
В привычке ожидать худшего хорошо то, что чаще всего твои ожидания оправдываются. Так происходит и с моим ощущением преждевременности идиллических настроений относительно воцарения покоя в доме Табакова. Я понимаю это, когда однажды в послеобеденную пору встречаюсь на лестнице с неким хорошо одетым и хорошо упитанным господином средних лет, чья внушительная физиономия выглядит еще более внушительной из-за темных очков.
Господин спускается. Я поднимаюсь. Мы расходимся в полном молчании, но что-то подсказывает мне, что незнакомец — итальянец. Причина этому, наверное, темные очки. Итальянцы обожают эту деталь туалета. Не знаю, мафиози ли подражают бизнесменам, или наоборот, но и те, и другие видят в темных очках изысканный символ загадочности и мужского достоинства вкупе с некоторой долей высокомерия.
— Что от тебя нужно этому типу? — спрашиваю хозяина дома.
— Откуда ты знаешь, что ему что-то от меня нужно?
— Когда кто-то собственнолично приходит к тебе, шанс, что он пришел, чтобы что-то отдать, практически равен нулю. Кроме того, мне показалось, что в выражении его лица я уловил некую угрозу, хотя допускаю, что в этом виноваты темные очки.
— Да ты настоящий наследник великого Шерлока Холмса! — констатирует ТТ.
— Я всего лишь шучу.
— Может, ты и шутишь, но положение таково, что мне не до шуток.
И поясняет:
— Он преподнес мне повесть с украинской нефтью в новом издании.
— В переводе на итальянский.
— Верно! В тебя и вправду вселился дух Холмса.
Несмотря на его старания выглядеть так, будто он в хорошем настроении, видно, что он озабочен. Причина известна. Остается услышать подробности.
— Реванш, — объясняет Табаков. — Проиграв матч, украинцы жаждут реванша. И поскольку их выгнали из Австрии как паршивых собак, они обратились за помощью к итальянской мафии. Сеньор в темных очках назвал себя представителем нефтеперерабатывающей компании в Бриндизи, которой я когда-то продал нефть. Он не то чтобы их адвокат, но иногда консультирует их. Я предложил ему встретиться с моим адвокатом, чтобы они, как коллега с коллегой, обсудили проблему. |