Изменить размер шрифта - +
Сама же она немедленно пошлет за столяром, который вскроет пол и выяснит происхождение запаха. Таким образом, дело было улажено к общему удовлетворению.

Вторым событием явилась болезнь мистера Медоуза. Он чихал, глаза у него слезились. Правда, от его большого носового платка слегка припахивало луком, но этого никто не заметил, так как обильная доза одеколона почти заглушила вышеназванный аромат. В конце концов, измученный непрерывным чиханьем и сморканьем, мистер Медоуз решил полежать денек в постели. Утром того же дня миссис Бленкенсоп получила письмо от своего сына Дугласа. Оно так ее потрясло, что вскоре о нем знал весь пансион. Письмо, к счастью, миновало цензуру, объяснила миссис Бленкенсоп. Его привез и бросил в ящик один из друзей Дугласа, приехавший в отпуск. Слава богу, на этот раз Дуглас мог написать ей, ничего не скрывая.

— Из письма видно, — наставительно покачав головой, добавила миссис Бленкенсоп, — как мало мы знаем об истинном положении дел.

После завтрака она отправилась к себе в комнату, открыла японскую шкатулку и спрятала в нее письмо, предварительно положив между страницами несколько крупинок рисовой пудры. Потом захлопнула шкатулку, а выйдя из комнаты, кашлянула, и в ответ на кашель из номера напротив раздалось в высшей степени правдоподобное чиханье. Таппенс улыбнулась и спустилась вниз.

Она заблаговременно предала гласности свое намерение съездить на денек в Лондон: ей надо повидаться с адвокатом и сделать кое-какие покупки. Обитатели «Сан-Суси» в полном составе устроили ей проводы и надавали всевозможных поручений — о, конечно, если только у нее найдется время.

Майор Блетчли уселся подальше от занятых болтовней женщин. Он читал газету, сопровождая чтение громкими комментариями.

— Подлые немецкие свиньи! Их летчики расстреливают из пулеметов беженцев на дорогах. Звери проклятые! Будь моя власть…

Когда Таппенс уходила, Блетчли все еще разглагольствовал о том, что было бы, если бы он руководил военными действиями.

По дороге Таппенс заглянула в сад и осведомилась у Бетти Спрот, что привезти ей из Лондона. Бетти, блаженно сжимавшая в ручонках улитку, благодарно замурлыкала и в ответ на предложение Таппенс: «Киску? Книжку с картинками? Цветные мелки для рисования?» — объявила!

— Бетти лисуй!

Цветные мелки были внесены в список покупок.

Пройдя тропинкой через сад и уже собираясь выйти на дорогу, Таппенс неожиданно наткнулась на Карла фон Дайнима. Немец стоял, прислонившись к ограде и сжав кулаки. Когда он услышал шаги и обернулся, Таппенс увидела, что его обычно бесстрастное лицо искажено страданием. Таппенс невольно остановилась и спросила:

— Чем вы так расстроены?

— Ах, всем сразу! — Голос у Карла был непривычно хриплый. — У вас, кажется, есть такая поговорка: «Ни рыба, ни мясо»?

Таппенс кивнула.

— Вот и я такой же, — с горечью продолжал Карл. — Честное слово, так дальше тянуться не может. Лучше уж сразу со всем покончить.

— Что вы хотите сказать?

— Вы были добры ко мне, — ответил молодой человек. — Вы должны понять меня. Я бежал из своей страны, потому что в ней царят несправедливость и жестокость, а здесь я надеялся найти свободу. Я ненавижу нацистскую Германию, но, увы, я все-таки немец. От этого никуда не денешься.

— Я знаю, вам трудно… — начала было Таппенс.

— Дело не в трудностях. Повторяю вам, я — немец. И когда старый вояка Блетчли, читая газету, бросает: «Подлые немецкие свиньи», у меня темнеет в глазах. Нет, я этого не вынесу!

И, уже спокойнее, Карл добавил:

— Вот я и думаю, что лучше покончить сразу. Да, сразу.

Быстрый переход