Темные глаза сосредоточились на Аргиросе.

– Благодарю. Должно быть, ты очень самоуверен, раз так щедр.

Гоарий по-прежнему говорил на персидском. Аргирос слышал, что царь владел и греческим, так что здесь могло скрываться искусное оскорбление. Но магистр не выказал досады и смиренно ждал, пока царь, как до того его слуга, наполнит кубок. В отличие от Цхинвали Гоарий пил из серебра.

Царь попробовал напиток. Глаза его слегка расширились, он издал гортанный звук, но выдержал первую пробу зелья стойко не в пример другим, кого до сих пор видел Аргирос.

– Во имя солнца! – воскликнул Гоарий, и этот возглас странно прозвучал из уст почитателя Христа. Царь выпил еще и облизал губы. Вдруг он резко перешел на греческий: – Это нечто новое и замечательное. Сколько кувшинов у тебя есть на продажу и по какой цене?

– У меня несколько сот кувшинов, ваше величество. – Аргирос тоже перешел на греческий. – Боюсь, они не могут обойтись дешево: не только приготовление напитка сложно и длительно, но, помимо того, мне дорого обошлось доставить его. Мои хозяева в Константинополе сдерут с меня шкуру, если я продам его дешевле, чем по двадцать номисм за кувшин.

Магистр ожидал, что последует торг, или же царь предоставит заключение сделки Цхинвали или другому дворцовому чиновнику. Василий рад был получить и половину заявленной цены. Но аланский царь просто ответил:

– Согласен.

Несмотря на приверженность дисциплине, Аргирос выпалил:

– Ваше величество?

В голову пришла смутная мысль о том, что в истории империи это могла быть первая профинансированная правительством прибыльная операция. Магистр никогда не слышал о какой-либо другой, в этом он не сомневался.

Гоарий выпил еще.

– Я сказал, что согласен. За редкость и качество стоит заплатить, будь то вино, женщина или… – Голос царя прервался, но глаза осветились, и взор его как будто вдруг стал яснее и острее. – Сегодня вечером назначен пир – и я рад пригласить тебя. Может быть, для удовольствия гостей ты согласишься принести десять кувшинов своего напитка.

– Разумеется, ваше величество.

Аргирос рассчитывал, что чудо-вино сделает его популярным при дворе, но не ожидал столь молниеносного успеха. Он сожалел, что приходилось разыгрывать роль. Всякий промах мог быть разоблачен, и потому он сказал:

– Ах, ваше величество…

Он надеялся, что пауза будет истолкована как проявление скромности.

– Тебе заплатят по прибытии, уверяю, – сухо сказал Гоарий и добавил: – Если найдешь подругу, можешь прийти на пир с нею. Мы не запираем наших женщин в домах – докучливый обычай, какому следуют в Константинополе.

– Вы так щедры, ваше величество.

Аргирос раскланялся и вышел. Прием прошел лучше, чем он мог надеяться. И все же он не понимал, почему так нервничает.

Для пира магистр достал лучшее платье, которое взял с собой в поездку. В Константинополе у него остались и более красивые одеяния, в том числе роскошный наряд из парчи цвета морской волны, щедро расшитый шелком. Но для торговца средней руки это было бы слишком. Костюм из коричневой шерсти подходил куда лучше.

Молва о чудо-вине, должно быть, распространялась стремительно; дрожащие руки помогали Аргиросу сгрузить кувшины с вьючных лошадей. Чересчур жадные руки…

– Эй, отойди! – крикнул слуге магистр. – Ваш царь просил меня принести десять кувшинов. Если моя голова окажется на стене за обман, я знаю, кто за мной последует.

Этого оказалось достаточно, чтобы отпугнуть парня: все же люди Гоария боялись своего царя.

В пиршественном зале заливались рога, флейты и барабаны.