Несмотря на помощь разведчиков, работа не была завершена, когда приблизилась по-прежнему преследуемая противником римская армия. Нескольких волов ранило, и их пришлось зарубить секирами, чтобы в яростной агонии они не разнесли телеги.

Тагма за тагмой в лагерь по четырем оставленным через ров проездам возвращались римские кавалеристы. Роты, которым было предписано удержать кочевников на расстоянии от ворот лагеря, разбрасывали проволочные ежи за спинами проезжавших товарищей. Затем, уже после захода солнца, все солдаты вошли в лагерь.

Эта ночь и последующие три дня оказались самыми неприятными в жизни Аргироса. Стоны раненых, вопли и возгласы чжурчженей не давали заснуть, а град посылаемых наугад стрел продолжал до зари осыпать лагерь.

Когда рассвело, кочевники попытались атаковать римские позиции. Прицельной стрельбой из луков удалось отбить нападение. Враги отошли на безопасное расстояние и осадили лагерь.

Андрей Гермониак помогал поднять боевой дух римлян. Он ходил от тагмы к тагме и повторял:

– Пожелаем им счастья. У нас есть вода, да и провизии в телегах на неделю. А что будут скоро есть чжурчжени?

Вопрос был риторический, но кто-то выкрикнул:

– Вшей!

Нечистоплотность кочевников вошла в поговорку. Генерал-лейтенант мрачно усмехнулся.

– Они не смогут кормить своих вшей больше двух дней. В конце концов им придется вернуться к своим стадам.

Так и вышло, хотя кочевники продержались на день больше, чем предсказывал Гермониак.

Когда разведка подтвердила, что кочевники действительно ушли, Текманий созвал офицеров на совет в свою палатку, чтобы обсудить дальнейшие планы римлян.

– Мне претит возвращаться к Дунаю с поджатым хвостом, но чжурчжени – да покроет святой Андрей, покровитель Константинополя, тело их хана язвами, – должно быть, слышали все мои приказы. Еще одно такое сражение, и у нас не будет армии, с которой можно вернуться.

– Они не могли так точно проникнуть в наши планы, – возразил Константин Дукас. Он командовал правофланговой дивизией, обходной маневр которой разгадали кочевники. – Они должны были зависнуть у нас над головами, чтобы понять их. Похоже, сам дьявол подсказывал хану, что мы намеревались делать.

Гермониак, человек с длинным прямым носом, устремил взгляд на ворчливого мерарха.

– Некоторые все валят на дьявола, лишь бы не признавать свои собственные ошибки.

Дукас покраснел от злости. Аргирос обычно соглашался с генерал-лейтенантом. Однако сейчас он поднял руку и ждал, когда на него обратят внимание. Наконец Текманий спросил:

– Что такое, Василий?

– О дьяволе много рассуждают, хотя вряд ли кто-нибудь его видел, но на этот раз я склоняюсь к тому, что его превосходительство господин Дукас прав, – заявил Аргирос.

В ответ на это Гермониак, до сих пор неплохо относившийся к Василию, удостоил его раздраженным взглядом. Аргирос вздохнул и поведал историю о трубе, которую видел в руках седовласого чжурчженя.

– Я решил, что это как-то связано с оком дьявола, – заключил он.

– Бессмыслица, – заметил один из полковых командиров. – Разве может нам повредить колдовство жалкого язычника после наших молитв перед битвой и благословения священника? Бог не допустит этого.

– Бог предопределяет все по собственной воле, а не по нашей, – сказал Текманий. – Все мы грешники; возможно, наших молитв и благословений недостаточно, чтобы одолеть наши слабости.

Он перекрестился, и офицеры последовали его примеру.