Последовало молчание, потом зашелестели глянцевые страницы, и Нельсон наконец начал читать:

– У принца Эдуарда и его жены Софи юная дочь и восхитительный дом, обставленный изысканной мебелью. Виктория Бэкхем приобрела в Милане пару туфель. У одной из «Истэндеров» есть теперь личный бассейн. И новые сиськи, ко­торым, собственно, и посвящена статья.

– Очень мило! – воскликнула я. – Ты напо­минаешь мне Габи.

– Дайана Росс выпустила новый альбом и нынче похожа на щетку для мытья посуды: искусственный материал определенной формы и пучки жестких волос наверху…

Я приготовила кофе по всем правилам: намо­лола зерен, чайник сняла с плиты, не доведя до кипения. Даже достала чашки и блюдца, которые купила на рынке «Портобелло-Роуд», и перели­ла молоко из пакета в кувшин.

Тут Нельсон внезапно замолчал.

– Продолжай, – попросила я. – Не отвлекай­ся на рецепты. Прочитай что-нибудь про нашумевшие вечеринки.

– Да нет тут ничего интересного. Пишут про кучку самовлюбленных ничтожеств, уверенных в том, что нам до смерти интересно знать, как протекают их никчемные жизни,– внезапно заявил Нельсон.

Не успела я вымолвить и слова, как мой замечательный «безмозглый» журнал очутился в мусорном ведре.

– Что ты себе позволяешь? – вскричала я.– Не указывай мне, что читать, а что нет! Возомнил себя редактором из «Гардиан»?

Я с грохотом поставила тарелку с рогаликами на стол и бросилась на выручку «ОК!», увидев, что Нельсон собрался вывалить на него остатки недоеденной каши.

Завязалась довольно неприглядная борьба, победителем из которой вышла я – благодаря отнюдь не красившему леди удару в пах.

– Что ты за человек! – пропыхтела я, расправляя страницы.– Думаешь, раз имеешь дело с благотворительностью, можешь в моем же доме допекать меня бодягой по поводу моральных норм и социальных ценностей?

Нельсон стоял, согнувшись пополам, и ничего не отвечал. Пользуясь минутой, я взяла самый большой рогалик, налила себе кофе и по обыкновению раскрыла журнал на одной из страниц, посвященных вечеринкам и праздникам, где нередко обнаруживала снимки знакомых мне «аристократишек», в который раз праздновавших двадцатичетырехлетие или отмечавших открытие своего нового магазина по продаже ароматизированных свечей.

– Что это со мной? – задумчиво протянула я.– Старею? Или заболела? Все, на кого ни гляну, как будто кого-то напоминают.

Блондинка была похожа на девочку по имени Эмма, с которой я училась в школе, а лоснящийся щеголь на…

Орландо.

– Нет,– выдохнул Нельсон, подковыляв ко мне и снова попытавшись забрать журнал.– Не надо…

Я без слов увернулась, в ужасе глядя на заглавие.

«Орландо фон Борш и леди Тициана Бакеридж на ее яхте «Иск», названной так по окончании суда с газетой «Сан», которую леди Бакеридж обвинила в клевете».

Хотела бы я отложить журнал в сторону холодно-величавым жестом Грейс Келли! Но не смогла. Мой взгляд буквально прилип к верхним строчкам, в которых автор статьи прозрачно намекал на «очевидное сближение драматурга-казановы Орландо фон Борша и трижды разведенной леди Бакеридж – Ловкачки, как окрестила ее бульварная пресса за способность столь часто и легко менять мужей».

Хорошо, что я уже решила подвести под историей с Орландо черту. И, увидев этот ужас, почувствовала не предельное отчаяние и ярость, а необъятную пустоту. Меня, ей-богу, будто выпотрошили, прямо как пойманную рыбу.

Ладно, признаюсь честно, не обошлось и без некоторой толики злости.

Нельсон тяжело опустился на стул и протянул руку за рогаликом.