- Она... бывает несдержанной, - признала Тиона.

- Бывает?! – я поглядел я неё. – Признаться, не помню, чтобы она когда-то была иной! Ну а вот – почитайте, ответ вашего мужа на моё письмо. И, наверное, один из главных поводов для этой войны. Поймите, я как мужчина могу смирить свою гордость и стерпеть женские капризы. Но я как правитель не могу спустить с рук, когда так отзываются о моём роде и моей стране!

Я вновь вынул письмо и вручил его пленнице. Какое-то время мы сидели молча, и я ждал, пока она его прочтёт. Наконец, та отложила лист.

- Что ж, сир Геневис, - после некоторой паузы вымолвила она. – Не могу сказать, что я простила вас за то, что вы совершили, но, по крайней мере, я вас поняла.

- Я и не просил вашего прощения, - мотнул я головой. – Я просил лишь вашего совета о том, что же мне делать с вами и вашими детьми.

- Наверное, держать где-то подальше от себя, - печально усмехнулась королева. – Знаете, мой старший сын постоянно говорит о том, как хотел бы убить вас.

- Не беспокойтесь. Замок хорошо охраняют, - вздохнул я. – Я пережил несколько покушений от весьма серьёзных заговорщиков, и гнева мальчишки не опасаюсь. Но, думаю, ни меня, ни вас не обрадует такое соседство на постоянной основе.

На самом деле, мысль о дальнем замке имела смысл. Где-нибудь вдалеке от войны... Которая, конечно, опять путала все планы.

Однако более ценных мыслей ни у меня, ни у неё не возникло, и я закончил и этот разговор.

Всю семью снова свели в одном помещении. На этот раз я не подслушивал их разговоры, предоставив им прощаться самим. Впрочем, за меня это делали люди Талины, и я точно знал – если в разговоре прозвучит что-то действительно важное, мне об этом сообщат.

Стоял вечер; после ужина я глядел в окно замка и видел столицу. Чёрт... мало мне было своего народа – теперь ещё и об этой семейке заботиться?!

- Казнь будет завтра, - сообщил я Тиллю, который находился в этой же комнате, читая какие-то бумаги. – Перед закатом. Киорану отрубят голову. Затем его тело захоронят с почестями, причём захоронят так, чтобы в случае чего можно было бы изъять его и перевезти в Вельговию.

- Думаешь, найдётся тот, кто повезёт его туда? – Тилль поднял на меня глаза.

- Если мы проиграем – это должны сделать его союзники или сами выжившие вельговцы, - пожал я плечами. – А если же мы выиграем – я сам займусь этим сразу, как только смогу.

- Всё-таки я не понимаю, зачем ты это делаешь, - покачал головой Тилль. – Или и правда пытаешься обелить своё имя для потомков? Пустая цель!

- Действительно, пустая, - согласился я. – Знаешь, короли не входят в историю как добрые или злые. Они входят в историю как великие – или нет. Самый кровавый тиран может быть великим, а самый добрый и милосердный король ничего после себя не оставить. Важно не то, что мы делаем; важно то, как это отражается на нашей стране.

Я ещё много помолчал, глядя на темнеющее небо за окном, и приказал:

- Позаботься, чтобы Киоран поскорее узнал о дате своей казни. Если ему нужно – приведи жреца, и вообще – всё, что ему потребуется, чтобы подготовиться.

Тилль кивнул и вышел, чтобы отдать слугам указания.

Весь следующий день до вечера я намеренно пытался не вспоминать о Киоране и его семействе. Это... ввергало меня в странные мысли. Я даже, занимаясь военными сводками и отчётами, специально отложил на следующий день все новости по Вельговии – всё равно там не осталось моих людей.

А вечером я поехал на площадь.

В Гротлинге стояла зима, но зима необычайно тёплая, сравнимая, наверное, с ранней осенью моего мира. Поэтому и вечера здесь были светлее, чем у нас.

Я выстоял всю казнь; практически пропустил мимо ушей всё, что зачитывал судья, в нужный момент еле успел среагировать, чтобы махнуть рукой, отдавая приказ.