Никто больше не приходил, ничего не просил передать, но на следующей неделе, доставив Джессику в наемном экипаже на очередной урок, Агнесса не отпустила, как обычно, карету, а велела ехать по адресу, что был в уничтоженной злополучной записке. Это оказалось на окраине города, в грязном бедном квартале, и Агнесса, ощущавшая себя преступницей, сидя в плутавшем по узким улочкам экипаже, думала со страхом о том, во что в очередной раз ввязывается: «А вдруг это, Боже упаси, какой-нибудь притон?!»

Она немного успокоилась, когда карета остановилась перед большим двухэтажным домом, настоящей огромной развалиной, пристанищем бедняков. Когда-то она сама жила в похожем, поэтому не очень испугалась. Вероятно, это было нечто вроде дома миссис Бингс на прииске: небогатые домовладельцы сдавали комнаты еще более бедным жильцам. Агнесса попросила кучера подождать и не без содрогания вошла. Агнесса была одета в темное платье и широкополую шляпу с вуалью, на всякий случай скрывавшую лицо; она оделась так, чтобы не привлекать внимания, но теперь сообразила: для такого места и это платье слишком шикарно. Она внутренне сжалась: то ли от неловкости, то ли от страха, но отступать уже не было смысла.

Из предосторожности Агнесса решила сначала попытаться найти девушку, которая принесла записку: задача навряд ли выполнимая, потому что даже имя незнакомки не было известно, к тому же девушка вообще могла жить не здесь.

Кто-то толкнул Агнессу, в темном коридоре, потом она наткнулась на ребятишек, которые тут же умчались куда-то, но она успела заметить, как бедно они одеты. Кругом были почерневшие стены и потолки, мутные стекла немытых окон, выщербленные полы. В большом помещении, из которого вела наверх лестница, а вправо и влево — два коридора, растрепанная пожилая женщина в съехавшей на сторону мешковатой юбке и широком грязном переднике мыла истоптанные полы. Она с недружелюбным удивлением глянула на Агнессу, но ничего не сказала. Агнесса проскользнула мимо наверх и очутилась в точно таком же коридоре, что и внизу. На одной из дверей была намалевана пятерка, на следующих двух ничего не было, но, как и следовало предположить, здесь находились комнаты шесть и семь. За дверью «шесть» слышалась грубая ругань, в «семерке» стояла гробовая тишина. Семерка была последней, угловой. «Как на прииске», — подумала Агнесса. Она несколько раз протягивала руку к двери, но каждый раз немедленно начинавшийся дикий стук сердца вынуждал ее остановиться. Она прислушалась: ни единого звука… скорее всего, в комнате ни души! Внезапно соседняя дверь с треском распахнулась, Агнесса испуганно отпрянула к стене. Из комнаты вышла заплаканная молодая женщина с огромной бельевой корзиной в руках, а за нею — высокий мужчина, на лицо которого жизнь уже наложила несмываемый отпечаток грубости и злобы. Агнессу больше всего испугали почему-то его гигантские сапоги. Люди оглядели ее с подозрением, и Агнесса стремительно метнулась вниз. Господи, куда ее занесло! А если с нею что-нибудь здесь случится, никто даже не будет знать, где она! Она быстро спустилась по лестнице; навстречу попалась женщина, которая несла отвратительно пахнувшую кастрюлю. Агнессу, от которой исходил тонкий аромат дорогих духов, слегка затошнило, к тому же в помещении стоял непроходящий запах старого здания: гнилого дерева, сырости, известки.

Агнесса вернулась к встреченной возле лестницы старухе. Та ожесточенно отжимала рваную тряпку.

Агнесса постояла немного, нервничая и не решаясь начать разговор, женщина не обращала на нее никакого внимания. Наконец Агнесса, осмелившись, произнесла:

— Вы не подскажете мне, кто живет наверху, за дверью, на которой должна быть семерка?

От волнения она говорила довольно нескладно. Женщина подняла острые глазки.

— Должники. Как и за всеми другими.

— А конкретно, кто? Мужчина? Женщина?

— Мужчина.