Беда в том, что ни один изготовитель не желал к ней прикоснуться. Как только стало известно о ее существовании, союз музыкантов пригрозил, что ни один инструмент во всей стране не прозвучит; многочисленные компании по организации развлечений призвали своих лоббистов и выстроили в ряды для немедленных действий, даже старый Пьетро Фаранини сунул свою дирижерскую палочку за ухо и начал делать пылкие заявления для газет и надвигающейся смерти искусства.

Дядя Отто так и не пришел в себя.

Он говорил:

– Вчера у меня исчезла последняя надежда. «Консолидейтид» сообщила, что будет в мою честь банкет давать. Кто знает, сказал я себе. Может, они мою флейту будут покупать. – Когда мой дядя волнуется, порядок слов в его речи меняется от английского к немецкому.

Его слова заинтересовали меня.

– А в чем дело? – спросил я. – Тысяча гигантский флейт, размещенных в ключевых точках вражеской территории, будут исполнять коммерческие мелодии так громко, что…

– Тише! Тише! – Дядя со звуком пистолетного выстрела опустил кулак на мой стол, пластиковый календарь испуганно подпрыгнул и упал. – И ты насмехаешься? Где твое уважение?

– Простите, дядя Отто.

– Тогда слушай. Я пошел на банкет, и там произносились речи об эффекте Шлеммельмайера и о том, как приручить энергию мозга. И когда я думал, что они мою флейту будут покупать, они дали мне это!

Он достал что-то похожее на двухтысячедолларовую золотую монету и швырнул с меня. Я уклонился.

Если бы она попала в окно, конечно, разбила бы его и угодила в какого-нибудь прохожего, но она ударилась в стену. Я подобрал ее. По весу ясно было, что она только покрыта золотом. На одной стороне надпись «Медаль Элиаса Бенкрофта Саффорда» – большими буквами и «доктору Отто Шлеммельмайеру за его вклад в науку» – маленькими. На другой стороне профиль, очевидно, не моего дяди Отто. Вообще не похоже даже на профиль собаки, скорее на свинью.

– Это, – объявил дядя Отто, – Элиас Бенкрофт Саффорд, председатель правления «Консолидейтид Армз».

Он продолжал:

– Как только я понял, что к чему, я встал и очень вежливо сказал: «Джентльмены, чтоб вам подохнуть, не сходя с места!» и вышел.

– И ходили всю ночь по улицам, – продолжил я за него, – и пришли сюда, даже не переодевшись. Вы все еще в смокинге.

Дядя Отто вытянул руку и посмотрел на рукав.

– В смокинге? – спросил он.

– В смокинге! – повторил я.

Его длинное, с мощными челюстями, лицо покраснело пятнами, и он взревел:

– Я прихожу сюда с делом первостепенной важности, а ты только и болтаешь, что о смокинге И это мой собственный племянник!

Я дал огню прогореть. Дядя Отто гений нашей семьи, поэтому мы, умственно отсталые его не трогаем. Ну, разве только не даем ему упасть в канализацию или выпасть из окна.

Я спросил:

– И чем же я могу вам быть полезен, дядя Отто?

Я постарался, чтобы звучало это по-деловому старался установить отношения: адвокат-клиент.

Он немного подождал и ответил:

– Мне нужны деньги.

Ну, он не в то место пришел. Я сказал:

– Дядя, как раз сейчас у меня не…

– Не твои, – сказал он.

Я почувствовал себя лучше.

– Я открыл новый эффект Шлеммельмайера, лучший. Но о нем не будет публикаций в научных журналах. Мой большой рот на замке. Эффект принадлежит только мне. – Говоря, он дирижировал невидимым оркестром.

– Благодаря этому эффекту, – продолжал он, – я заработаю много денег и открою собственную фабрику флейт.