Убедившись, что это не глупая шутка, Ксавье без конца сыпал вопросами. Хотел знать, зачем я здесь, с какой целью, и в самом ли деле существует Бог. Я тогда ответила: «Есть вещи, непостижимые для человека». Мой друг не забыл этих слов.

Та ночь вспоминалась мне, словно была вчера. Стоило закрыть глаза — и нахлынуло волной. Я увидела компанию подростков у костра, огненные самоцветы угольков, гаснущих на песке. Вспомнила острый запах моря, ткань голубого свитера Ксавье под моими пальцами. Вспомнила черные скалы, похожие на фоне лилового неба на поставленные стоймя костяшки домино. Вспомнила тот миг, когда всем телом подалась вперед, оставив земное притяжение… В ту ночь все и началось. Ксавье принял меня в свой мир, и я перестала быть девочкой, сквозь стекло разглядывающей жизнь, к которой ей не суждено принадлежать. Воспоминания заполнили меня тоской. Мы тогда думали, что самое страшное — выстоять перед Айви с Габриелем, узнавшими, что я открыла нашу тайну другому. Знали бы мы, что ждет нас впереди!

Звук повернувшегося в замке ключа вернул меня к действительности. Выслушав Ксавье, сестра Вера набралась отваги открыть замок. У всех перехватило дыхание от хлынувшего изнутри зловония гнилых плодов и пронзившего тишину рычания. Время будто остановилось на те мгновения, пока медленно отворялась дверь.

Комната оказалась довольно обычной: немногим больше келий на втором этаже, скудно обставленной. Но существо, скорчившееся в ней, было каким угодно, только не обыкновенным.

Глава 26

НЕ ВИЖУ ЗЛА, НЕ СЛЫШУ ЗЛА

На первый взгляд она представлялась обычной женщиной — насторожившейся при виде незнакомцев, но все же женщиной. На ней было платье-сорочка до колен — симпатичное, только порванное, испачканное черным и вымазанное кровью. Длинные черные волосы падали на плечи спутанными лохмами. Женщина сидела на корточках у каминной решетки и, горстями зачерпывая сажу, размазывала ее по половицам. Колени в ссадинах, словно она ползала на них по полу. Присутствуй я там во плоти, первым моим побуждением было бы броситься ей на помощь, поднять на ноги и утешить. Я взглянула на Айви с Габриелем — они не двигались. Почему — я поняла, заглянув в глаза той, которая уже не была Мэри Клер. Увидели это и остальные, и Молли, сдавленно вскрикнув, спряталась за спину Ксавье. На его лице за короткие секунды жалость сменилась изумлением, потом отвращением и снова жалостью. Такого он еще не видывал и не знал, как реагировать.

Юная монахиня, лет двадцати, не старше, скорчилась на полу и больше походила на животное, нежели на человека. Лицо ее уродливо исказилось, огромные черные глаза не мигали. Губы распухли и потрескались; я рассмотрела, что они прокушены насквозь. На коже рук и ног были выжжены сложные символы. Комната пребывала не в лучшем виде: матрас и белье изорваны в клочья, на полу и потолке глубокие царапины, на стенах выцарапаны слова древнего языка. Я не узнавала алфавита. Удивилась, как ей удалось заляпать стены кофе, но тут же поняла, что это не кофе, а кровь. Демон по-собачьи склонил голову набок и задержал взгляд на пришельцах. После тягостной паузы снова раздалось рычание. Демон скрежетал зубами, голова его поворачивалась из стороны в сторону, высматривая путь для бегства.

Габриель и Айви, оставив остальных за спиной, одним движением оказались в комнате. Демон округлил глаза и плюнул в них. Слюна была окрашена красным — кровь от прокушенного языка. Я отметила, что он не моргает и целится с пугающей точностью. Айви с Габриелем сомкнули руки, и демон завопил, словно одно лишь это движение причинило ему острую боль.

— Твое время на земле истекло. — Габриель устремил на тварь стальной взгляд, его голос исполнился власти.