У меня было припасено сиреневое платье с меньшими кружевами и всего с двумя нижними юбками. Милое, простенькое и элегантное. Но я принципиально не стала его вытаскивать и начищать. В небольшой ванной комнате, дверку в которую я приметила не сразу, нашла все необходимые щеточки и почистила свое платье.

Накрасила яркой помадой губы и взбила повыше и попышнее прическу. Да, я в новом месте и здесь могут быть свои порядки. Но выйти на бал в том, в чем я хочу – мое право, и я не собираюсь выспрашивать ничьего совета.

А уж после услышанного приказного тона до жути захотелось сделать все наоборот. Терпеть не могу, когда мне указывают.

Я посмотрелась в зеркало и фыркнула: гордо вздернутый носик, пухлые крепко поджатые губки и куча сумасбродства в глазах… Да он просто не понимает, кого принял в студентки и кому объявляет войну. Не даром меня в детстве называли демоненком… Я ему покажу, как позорить мое платье перед всеми!

Снова пришлось взять себя в руки, чтобы не потерять перед балом зрение. Я несколько раз прошлась вдоль по комнате, считая шаги и прислушиваясь к доносившимся из открытого окна звукам.

Все стихло, и теперь можно было наслаждаться пением птиц и шумом елового леса…

Снова встала перед зеркалом и вгляделась в свое возмущенное бледное лицо. Сама то я, как и Верховный, могу похвастаться матовой кожей и благородной бледностью…

Свою позицию по отношению к директору за эти полчаса я сформировала ясно и вполне бесповоротно. Я в этих делах упряма и даже матушка меня корила, что я не гибка и не могу прощать людям ошибки. Вот и теперь, я поняла для себя одно: пусть он говорит, что посчитает нужным, и делает сам, как ему вздумается, но я … я все равно буду делать по своему!

И по этому вопросу у меня зеркальная жирная точка.

Глава 4

Два часа пролетели в один миг, но я не сидела без дела. Заветная книжечка и безупречная память – те две составляющие, которые довели до икоты мадам Треумболл в Райтенвилле, мадам Фаудс и мадам Клоудмс в Стендельвилле и многих других доблестных мамаш, не желавших признавать ошибки своих детей и особенное недостойное поведение последних. А с тех пор, как умер мой бедный папочка, свою девичью честь, а заодно и честь семейства Вандерос, приходится отстаивать мне.

И теперь, хитро посмеиваясь, я достала из чемодана маленький мешочек с порошком, купленный еще полтора года назад в Стендельвилле. Освирд, продавший его мне, не подозревал, что милая барышня с наивными глазками фарфоровой куколки будет использовать его не по назначению – чистить заговоренное стекло своей прабабушки, чтобы из него не вылезала плесень и бактерии, а с размахом мстить одной высокородной мадам.

Я сверилась с заклинанием в книжечке и в уме прикинула общее количество участников: первокурсников – восемь, из которых девушек – всего трое. Итого – три платья… Сколько всего учится студентов в Академии – я не знала, но, судя по любопытным лицам в окошечках во время экзамена – не более пятидесяти человек, а может, и того меньше. Значит, я могу обойтись двумя щепотками порошка, вот только нужно заранее найти в бальной зале огромное, широкое зеркало.

А оно там присутствовать должно! Девушки всегда бросают взгляд на себя в подобное зеркало и поправляют прическу, поэтому обычно оно висит в холле перед входом в бальную залу. Я вспомнила последний случай моей мсти, когда призрачная стража безрезультатно допрашивала мою ничего не понимающую маму, и ухмыльнулась. Уж тут то они ее не вызовут, потому что ответственность за принятых студентов несет учебное заведение.

Только бы все получилось… Перед выходом еще раз сверилась с книжечкой и взяла веер. Бал, все таки, увеселительное мероприятие, и я надеялась не только показать свой характер, но и немножко потанцевать.