Арман прикусил краешек губы, ощущая тяжелый подтон горечи в его словах, которую не растворила даже последняя шутка: каждый из них был на этом месте. Пряный дым почти стер ее с языка.

– И ты решил забрать ее себе? В наших кругах жена тоже фактически собственность.

Лоран посмотрел на Адель, с разведенными ладонями читающую заклинание пробуждения.

– Толку с этой собственности, как с неспокойного кладбища во владениях. Одни проблемы. Даже если обходить десятой дорогой, упыри в спальне достанут.

Арман сладко прищурился:

– Звучит, как личный опыт. Так, как долго продлится ее неведение?

– С ее отцом я договорился о пяти годах. За это время или найду способ разорвать соглашение, или в этом не будет нужды.

– Я же говорил, хор рошенькая, – не удержался от подтрунивания некромант.

– Дело не всегда только во внешности.

– Разумеется. Но согласись, будь ее ноги вполовину короче, никакой твоей жалости к положению женщин в Букете не хватило бы на новую помолвку.

Лоран рассмеялся, представив этот кошмар. Но, в целом, он был прав.

– О, Арман, не обольщайся, женщин в нас привлекает тоже не широта души в первую очередь. И даже не во вторую.

Тому не оставалось ничего другого, как развести руки, бессильно соглашаясь. Внешность, положение и деньги решали на всех уровнях. И если повезло с первой, решать было проще.

– Ладно. И что ты собираешься с ней делать все эти пять лет?

– Предоставлю ей свободу, которой она так добивалась. Пусть учится, ездит на практику, пусть делает, что хочет, живет, как хочет. Если она удержится за эту возможность, то к выпуску из Академии будет собой что то представлять.

– Что то, что будет устраивать тебя или будет способно выжить и без тебя, – цинично, но весьма проницательно развил мысль Дафне.

– Я выбрал бы другое слово вместо устраивать, но в целом ты понял меня верно.

Арман вдруг хищно улыбнулся, снова глядя на Адалин. Тело мелкого и серого неживого монстра перед ней конвульсивно дергалось в земляном круге, рвано рычало, пытаясь повиноваться приказу и восстать, но мышцы еще сковывало одеревенение. Зеленоватые зубы скрежетали, яд сочился на листья. У остальных студентов стадии побудки подопытных были примерно те же, но большинство девчонка обгоняла: сказывалась сила крови.

– Какая прелестная игра намечается, – промурлыкал некромант. – Я буду с нетерпением ждать, когда она с этой своей свободой попытается надеть очередное чужое кольцо.

Демонолог вопросительно изогнул бровь, предлагая Арману все таки определиться, к кому эта шпилька относилась больше – к грядущему недоумению Адалин, когда надеть украшение не получится, или к чувствам Лорана, которые тот должен по этому поводу испытать. Судя по тому, как этот кладбищенский кот щурился на закатное солнце, уже представлял и то и другое. Лоран тоже невольно представил, и болезненная тяжесть и раздражение, скользнувшие к сердцу, ему совершенно не понравились. Увлечение бесстыжей девчонкой прорастало в эмоциях, как плющ, незаметно и мягко оплетало, и легкая игра с беззастенчивым подтасовыванием карт, которую они оба вели, грозила закончиться… Или не закончиться. Демонолог вздохнул, перебивая горьким осенним холодом усталость. Вдруг все его невеселые мысли растаяли в ярких искрах, с которыми в воздухе появилась обгорелая записка.

Маг ловким движением поймал ее и развернул к себе текстом. Арман, узнавший след чужой магии, заглянул в листок и посерьезнел. Затем сделал шаг к студентам.

– Так, бросьте эту ерунду. Сейчас здесь появится самая опасная нежить, которую я знаю. Отступать поздно, так что, третий курс, принять стойку! Защищайте первокурсников.

Студенты слаженно побросали все лишнее на землю, будто забыв о сонно шевелящемся раздаточном материале, и встали в боевую стойку, чуть склонившись и перенеся вес вперед – на случай много колдовать и уворачиваться.