– Сними с Алексиса эту гадость! Немедленно!

Но Дорг был в обмороке.

Вот черт!

– Лейси! – удивленно окрикнул меня Алексис, но я уже оттаскивала на безопасное расстояние ослабевшего третьекурсника. – Зачем ты это делаешь?

– Спасаю слепую бестолочь! – подбирать слова было некогда. Сказала как есть. Тащить Дорга оказалось делом непростым – парень весил раза в три больше меня. По крайней мере, так ощущалось. – Помоги прислонить его к стенке. Как бы он от болевого шока коньки не отбросил. Как думаешь, эти твои искры его сильно ранили?

– Что? – парень очумело выдохнул: – Сонные искры не ранят. Они всего лишь вгоняют его в сон.

– Тем более! Рухнул бы на лестнице спать и убился. Пойди докажи, что сам! – я подхватила Дорга под руки и, пыхтя и ругаясь, подтащила к стенке. Фуф, неблагодарное это дело – спасать врага!

Староста стоял и не двигался.

– Лейси, я тебя не понимаю. Он наслал на меня чернушку! – возмущенно ткнул в рубашку Алексис. – Оскорбил тебя нехорошим словом. А ты заботишься о том, чтобы он не упал?!

– Не знаю, как в вашем мире, а в моем пользоваться беззащитностью человека подло.

– Он первый на нас напал! – возразил Алексис.

Тем временем тело Дорга медленно стало заваливаться набок. Пришлось снова подтянуть его, посадить поосновательней.

– Неважно. Зато моя совесть чиста. Кстати, это пятно смывается, не знаешь?

– Нет. Проще рубашку выкинуть и переодеться, – староста потянулся к пуговицам. Ловко расстегивая, он объяснил: – Субстанция чернушки очень прилипчива. Разрастается до двух метров в течение нескольких минут. Потом, спустя пару часов, снова сжимается до комочка. В детстве мы часто играли с ней, насылали друг на друга. Хотя родители потом ругались, но было прикольно. А здесь в академии ходить с чернушкой, ну… это лишний повод для насмешек давать. Лучше пойду без рубашки, чтобы никто не увидел.

– Но… То есть… это не смертельное проклятие? – с облегчением выдохнула я и подошла ближе рассмотреть пятно. – Интересная штука, на слайм похожа, только живая.

– Что такое слайм?

– Ну, это такая тянучка. Берешь ее в руки и растягиваешь сколько хочешь. Наподобие жвачки.

– М… и тоже плохо снимается?

– С волос – да, на одежду цеплять не пробовала, – серьезно ответила я, и Алексис вдруг рассмеялся:

– Ты что, подумала, что мы боевыми заклинаниями сражаться будем? Серьезно?

– Ну… вы такими страшными были в тот момент, – смутилась я. – Слушай, давай его здесь оставим, на этаже, а сами пойдем. Он же не умрет, если посидит на полу, верно? Сколько времени длится сон?

– Минут пятнадцать спать будет, – Алексис остался в одной белой майке, а рубашку сложил пополам и сунул под мышку. – Пойдем. Выкину по дороге. Романсы ждут.

– А никто не удивится, что ты в ноябре расхаживаешь в одной майке? – сощурилась я.

– Нет.

– Не холодно?

– Нормально. Я закаленный. А если спросят, с чего вдруг, скажу, что записался на лечебную физру. Ее редко кому назначают, обычно после затяжных болезней.

Я удивленно вздернула брови, но комментировать не стала. Прокатит объяснение – хорошо. Не спросят – еще лучше. А если пристанут и будут издеваться – снова кого нибудь вырубим.

Алекс умеет. И, оказывается, это совсем не страшно.

В самом хорошем расположении духа мы спустились в библиотеку.

Не скажу, что впервые очутилась в оплоте знаний и сокрытых истин, учебники то я получала именно в главном зале библиотеки, но вот в сектор музыкальных записей еще ни разу не наведывалась.