– Кто-то разве станет проверять мое белье? – с усмешкой произнесла Василиса и взглянула на новоиспеченную соседку, но, заметив ее серьезное выражение лица, добавила: – Шутишь…

– Отнюдь. Какое на тебе нижнее белье, никого не интересует. Но будут ли проверять личные вещи в комнате? Вполне. – Липковская откинулась на подушку и прикрыла глаза. – Это место очень строгих правил. Поэтому все студенты вверены студенческому совету, который использует систему «СПН». Из администрации академии никто не вмешивается в «воспитание» обучающихся, а из педагогического состава – тем более.

– «СПН»? «Воспитание»? – Василиса издала тихий смешок, скинула кроссовки, наступая носками на пятки, и поспешно сняла сырую одежду. Кожаная куртка, рваные джинсы, черная футболка с изображением юного Трейна были небрежно брошены на спинку стула. Лишь сейчас, в теплой комнате, Колычева смогла расслабиться и понять, что изрядно продрогла.

– Нарушаешь правила – получаешь наказание. И самое главное – безоговорочное подчинение старшим. – Услышав тихий шорох одежды, Липковская приоткрыла глаза и проследила за тем, как Василиса в одном белье небрежно копошится в шкафу. – Не хочешь проблем – прочти правила. Они лежат на твоей тумбочке.

Колычева достала из шкафа черную пижаму, точно такую же, в которой была ее соседка, и на мгновение замерла, когда ощутила мягкую тонкую ткань на коже. Она никогда не носила ничего подобного. Слишком роскошно для ее скромной жизни. Но идея форменной одежды была ей по душе, несмотря на то что ее реализация выходила за рамки разумного. Откровенно говоря, Василиса очень переживала: понимала, что будет сильно выделяться среди студентов с более высоким уровнем достатка. Перспектива оказаться в центре внимания ее не прельщала. Очевидно, политика академии придерживалась равенства, по крайней мере, поверхностного. Этого было более чем достаточно.

Василиса нашла чистое нижнее белье и, недолго думая, решила последовать совету соседки по комнате – не испытывать судьбу. Василиса переоделась без доли стеснения и подошла к прикроватной тумбочке, на которой лежал Устав академии, и коснулась его кончиками пальцев.

– И ты все это прочитала? – удивленно спросила она. Оценивающий взгляд Липковской вызвал неприятное, гадкое ощущение на коже, но Василиса постаралась отмахнуться от тяжелых мыслей и не придавать этому особого значения. – Кстати, меня зовут Василиса. Можешь звать просто Вася, – словно невзначай произнесла она и ногой толкнула чемодан под кровать.

– Разумеется, – чуть возмутилась Липковская и почесала кончик носа. – Мне не хотелось бы вылететь из академии на первом же курсе, – натянуто улыбнувшись, добавила: – Я Полина.

– Правила не для меня.

– Тогда это место не для тебя, – парировала Полина с долей иронии.

– Это место – мой единственный билет в хорошую жизнь. Другого шанса у меня нет и не будет. Придется постараться, – голос Василисы прозвучал подавленно, с нотками разочарования. Полина это заметила и не сдержала тихой усмешки.

В комнате повисло гулкое и тяжелое молчание. Василиса торопливо отвернулась от соседки, собрала длинные светлые волосы в небрежный пучок, обнажая бритый затылок. Спина горела под пристальным взглядом, но Колычева стоически пыталась игнорировать нахлынувшую тревогу. Выключила бра над изголовьем кровати и торопливо скрылась под одеялом.

– Доброй ночи, – холодно произнесла Василиса, не желая продолжать разговор.

Ответных пожеланий не последовало, но их и не требовалось. Сон одолел Василису сразу, как только голова коснулась мягкой подушки, от которой исходил едва уловимый хвойный аромат.