И вот три года спустя, снедаемая любопытством, я смотрела на такой же желтый конверт. Как и в прошлый раз, на нем ничего не значилось: ни имени, ни просьбы не открывать. Но я знала: этот конверт предназначался моему младшему брату Билли. Незнакомец, спрашивая о нем, называл его не по имени, а просто «мальчишкой». Тем не менее я была уверена, как и в том, что отец позволит Томми уехать в тот престижный колледж.

Кто бы ни отправил оба конверта, он стремился отобрать всех мужчин у нашей семьи.

Однако на этот раз я собиралась дать отпор.

– Пап? – позвала я, продолжая смотреть на конверт, как на шершня, оказавшегося со мной в туалетной кабинке.

– Я тут, Уайлд, – откликнулся он из гостиной. В нашем маленьком доме проблем с тем, чтобы услышать друг друга, никогда не возникало. – Решил немного передохнуть.

– Ты здесь недавно никого не слышал? – поинтересовалась я. У меня тряслись руки.

– Ты имеешь в виду близнецов? – Он помолчал. – Разве им еще не рано быть дома?

Я с досады встряхнула головой. Сначала незнакомец незаметно появился у нашего дома, потом испарился по пути к подъездной дороге, а теперь вдобавок это. Зачем он убрался на кухне и как умудрился сделать это тихо, не потревожив отца?

– Пап, тебе ничего не нужно? – прокричала я громче, чем ожидала.

– Нет, Уайлд, все нормально. Я полежу еще минутку, если ты не против.

В случае, когда он восстанавливал силы и здоровье, эта минутка могла растянуться на несколько дней. Мой старик был слишком гордым, чтобы называть вещи своими именами.

– Нет, пап, отдыхай.

Я схватила конверт и потянулась к ножу, висящему на поясе. О самой школе я почти ничего не знала. Брат прошел какие-то испытания, после чего был зачислен в академию. От этой новости отец поначалу пришел в восторг, но тут же почему-то устыдился своей реакции.

В первый год учебы Томми (как и всегда) стал лучшим в своем классе. Ему досталось то, чего никогда не было у нашего отца – в чем тот сам признался как-то вечером, с трудом ворочая языком после нескольких выпитых по случаю праздника стаканов виски. И все было прекрасно… пока в одночасье наши жизни внезапно не перевернулись с ног на голову.

Однажды на пороге нашего дома появилось письмо, мол, Томми погиб в результате несчастного случая. Нам сообщили, что детали происшествия еще уточняются, но при этом никто не потрудился объяснить причину. А когда отец попытался все выяснить, то наткнулся на препятствия. Его стали игнорировать или делать вид, будто не знают, кто он. А тело Томми так и не отправили домой. Точнее, нам прислали сосновый гроб, но тот оказался пуст. Однако отец по непонятной мне причине не стал поднимать из-за этого шумиху. А когда я принялась умолять его, резко оборвал меня на полуслове, так же как и с распросами про его недомогание. Тема не подлежала обсуждению. И точка.

Никто из представителей школы или учеников не явился на похороны. Никто не принес нам соболезнований. Черт, даже Рори, давний друг нашей семьи – практически брат, настолько мы были с ним близки, – не потрудился приехать. Возможно, он ни о чем и не знал. У меня имелся лишь один его адрес – тот, с которого он прислал мне открытку. Таким образом, мы остались со своим горем наедине, в полном неведении о причинах трагедии и не имея возможности хоть что-то узнать.

После похорон отец больше ни разу не заговаривал о той школе. И продолжал надеяться на лучшую жизнь, словно однажды кто-то появится и спасет нас. Словно его мечты наконец сбудутся. Поэтому вся тяжесть потери Томми последние два года лежала на мне.

И вот все повторялось. Ненавистный конверт. Угроза смерти, нависшая над Билли.

Изрядно потертая рукоять ножа, изготовленная из кости лонгхорна, уютно легла в ладонь.