На рубке сидит комдив-раз Паша и курит, щурясь на солнце. Сожусь рядом – вниз идти неохото, пока лето.

– Чё носишься? – интересуется Паша

– Да Черкашина с командиром фотографировал

– Какого Черкашина?

– Ну Николая, какого ещё.

– Так он же умер!

– Кто умер?

– Писатель, Николай Черкашин – он же умер уже!!! Ты чё!!!

Снизу деликатно кашляют. Делаем удивлённые лица (по привычке) и свешиваемся вниз. Прямо под нами стоит Черкашин с командиром и смотрят на нас. Черкашину явно неудобно, что он жив, командиру весело.

– Жив он, Паша – говорит командир, – я его пощупал,- тёпленький.

Вниз Черкашин спускаться не стал, почему-то. Но с Валентиной Толкуновой история ещё веселее была.

Штопор

В давние-давние времена, до Ельцина ещё, подводным лодкам не давали имён. Называли их бортовыми номерами, или номерами заказов. За исключением 24 дивизии АПЛ в Гаджиево, которая была сначала "кошачьей", а потом стала "звериной". С началом вольностей стало модно у городов брать шефство над подводными лодками и выдавать им свои названия. Опять же, шефы помидоры всякие привозили и прочие символы почитания подводников. Мы, как сироты, до последнего так и ходили с названием "ТК-20", пока глаз на нас не положил Минатом. Но для Минатома брать шефство над одной лодкой показалось несолидным, видимо, и взяли они шефство над всей дивизией. И что. И ничего. Иногда, правда, нам артистов известных привозили. Об одном таком случае и есть этот рассказ.

Пятница. Дело к вечеру. Нормальные люди отдыхают, а мы на вахте стоим. Ну там Родину защищаем и лодку от чеченцев сторожим. Я дежурный по кораблю. Позвонил командир, ближе к вечеру:

– Эдуард, сауну там затопи и воды морской в бассейн наберите, я сейчас буду.

"Олрайт, Христофор Бонифатич" – но проблемо. Сауну затопили, воды морской набрали. Ну как морской: в базе мы воду в бассейн не набирали, – больно уж мазутная. Набирали простой воды, соль туда сыпали, марганцовку и йод. Для особых, конечно, случаев.

Сидим, ждём. В предвкушении. Случай-то явно особый. Прибыл командир с саквояжем своим, собрал всех офицеров в центральном посту.

– Так, – говорит, – рыбий корм, слушайте меня внимательно. Сейчас все приводите себя в максимально возможный приличный вид. Под РБ – рубашки с галстуками одеть, одеколоном везде побразгаться, пилотки и всё такое. У кого нет рубашек – в трюм и не вылазить до особой команды. Минёр, ты не улыбайся – ты в трюме сидишь, по-любому, а рубашку свою нормальному офицеру отдашь. У ушлёпка этого на верхней вахте заберите его ватник, в котором Суворов Альпы штурмовал, и выдайте ему нормальную куртку. И автомат. Найдите ему нормальный автомат. Красивый. Срочно везде убраться, палубы проходные помыть. Эдуард, ты ответственный, доклад через пол часа. И чтоб, блядь, как в Лувре всё было.

– Сан Сергеич, – говорю, – так в Лувре же нет автоматчиков.

– А у нас будет свой Лувр. С автоматчиком.

– А что случилось-то? Опять Козырев приезжает? (отдельная история, потом расскажу)

– Ха, – командир заулыбался, – бери выше, сиська козодя, – сама Влентина Толкунова на экскурсию!!!

Ну тут, конечно, в центральном ропот и волнения начались, все сразу сутулиться перестали, кто-то даже начал Зыкину напевать.

– Ух ты!, – громче всех обрадовался минёр

– Минёр, я ж тебе сказал – в трюм семнадцатого отсека: шагооом марш! – командир у нас категоричен.