Поставив бокал на буфет, он снова повернулся лицом к Дьюссане. Она уже успела сбросить с себя платье, и теперь стояла перед ним во всем всеоружии своей наготы – более восхитительного зрелища еще никогда не являлось взору Глиннеса. И только теперь он уже окончательно понял, что не подкрадываются исподтишка к нему из темноты мужчины‑Дроссеты. Он подошел к Дьюссане и поцеловал ее. Она начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Он быстро освободился от одежды, перенес ее на диван и хотел было уже лечь рядом с нею, но она привстала на колени и прижала его голову к груди. Он слышал, как стучит ее сердце – теперь у него не оставалось даже малейших сомнений в искренности ее чувств.
– Я была жестокой, – прошептала Дьюссана, – но теперь это все в прошлом. С этого вечера я живу только для того, чтобы вызывать восторг у тебя, сделать тебя счастливейшим из людей. Ты никогда не раскаешься в этом.
– Ты собираешься жить со мной здесь, на Рабендари? – несколько смущенно спросил у нее Глиннес.
– Отец, не мешкая, убьет меня за это, – тяжело вздохнув, ответила Дьюссана. – Ты даже представить себе не можешь его ненависть… Нам придется улететь отсюда на какую‑нибудь далекую планету, но зато жить там мы будем, как аристократы. Может быть, мы даже купим космическую яхту и станем странствовать среди звезд.
Глиннес рассмеялся.
– Все это прекрасно, но для этого потребуется много денег.
– Об этом можно не беспокоиться – мы воспользуемся тридцатью миллионами озолов. Глиннес резко мотнул головой.
– Я уверен, Акади будет категорически против этого.
– А разве он сможет нам помешать? Отец и братья ограбили его сегодня. В его кейсе оказались никчемные бумажки. Но ведь сегодня деньги были в его катере, – а он по пути домой останавливался только здесь. Он оставил деньги где‑то здесь, разве не так?
С этими словами Дьюссана в упор поглядела на Глиннеса.
Глиннес улыбнулся.
– Акади, не стану скрывать, оставил какой‑то пакет в моем ящике для наживки.
Теперь он уже не в состоянии был больше ждать и повалил ее на диван.
Они лежали, обнимая друг друга. Пожирая Глиннеса восторженным взором, Дьюссана шептала:
– Ты увезешь меня с Тралльона, увезешь далеко‑далеко. Мне так хочется жить в богатстве. Глиннес поцеловал ее в нос.
– Шш! – прошептал он. – Будь счастлива, довольствуясь тем, что есть у нас сейчас, здесь… Дьюссана, однако, не унималась.
– Скажи мне, скажи мне, что ты сделаешь все, о чем бы я не просила.
– Не могу. Все, что я могу дать тебе – это себя и Рабендари.
В голосе Дьюссаны появились тревожные нотки.
– А пакет в ящике для наживки?
– Там тоже всяческий хлам. Акади одурачил нас всех. Или кто‑то ловко надул его еще до того, как он оставил Уэлген.
Дьюссана вся напряглась.
– Ты имеешь в виду, что здесь нет денег?
– Насколько мне известно – ни озола.
Дьюссана застонала, и все более нараставший по высоте звук, исторгаемый ее гортанью, превратился в горестный вопль по утраченной невинности. Она вырвалась из объятий Глиннеса и через всю темную комнату и веранду стрелой понеслась к причалу. Открыв ящик для наживки, она вытащила обернутый фольгой пакет и вскрыла его. При виде старых журналов она взвыла от отчаяния. Глиннес наблюдал за нею с веранды, искренне ей сочувствуя, разделяя с ней печаль и уныние, но, вместе с тем, испытывая и немалое смущение. Дьюссана в самом деле горячо его любила, настолько горячо, как ей это было дано природой. Тем не менее, совершенно забыв о том, что на ней абсолютно ничего нет, она побежала, потеряв голову, по причалу и, будто слепая, прыгнула в свою лодку, однако не удержалась на ногах и с громким криком опрокинулась в воду. |