|
Глиннес заполз в дом и усилием воли заставил себя подняться на ноги, после чего проковылял к выключателю и зажег свет. Его шатало из стороны в сторону, пульс ударами молота отдавался в голове, только какие‑то размытые силуэты плыли перед глазами. Каждый вдох отдавался адской болью – по всей вероятности, у него были сломаны несколько ребер. Ничуть не меньшая боль пронизывала бедра, особенно в тех местах, которые напавшие на него обрабатывали с особой яростью, пытаясь искромсать в кашу промежность и не сделав этого только из‑за плохого освещения. Вдруг лицо его исказилось от еще одной, только сейчас возникшей боли – он не нащупал в кармане бумажника. Затем заглянул в голенище сапога – исчез его замечательный нож из протеума.
Глиннес едва не задохнулся от ярости. Кто все это сделал? Скорее всего, Дроссеты. А тот звонкий веселый смех, который ему врезался в память, еще сильнее укрепил его уверенность в этом.
Глава 8
Наступило утро, но Марча так и не вернулась домой. Глиннес решил, что она провела ночь с любовником, и даже был доволен, что ее не было дома. Она начала бы подробно разбирать каждый аспект его поведения с момента возвращения на Рабендари, у Глиннеса же было явно не то настроение, чтобы ее слушать. Проснувшись, он еще долго лежал на диване, испытывая мучительную боль в каждой косточке и пылая лютой ненавистью к Дроссетам. Затем нетвердой походкой прошел в ванную и внимательно осмотрел свое лицо, разукрашенное в чернь и пурпур. В аптечке он нашел болеутоляющую настойку, принял немалую дозу ее и снова безвольно опустился на диван. Он продремал всю первую половину, пока в полдень его не разбудила мелодичная телефонная трель. Проковыляв через всю комнату, он произнес в микрофон, стараясь не попасть в поле объектива видеокамеры: – Кто звонит? – Это Марча, – услышал он четкий голос матери. – Глиннес – это ты? – Да, я. – Тогда покажись. Мне не по себе, когда я разговариваю, не видя собеседника. Глиннес громко нажал невпопад несколько кнопок на панели управления. – Похоже, что залипла какая‑то из кнопок. Вот теперь ты меня видишь? – Нет. Впрочем, это не имеет такого уж большого значения. Я приняла решение. Акади давно уже приглашает разделить меня его кров, и теперь, когда ты вернулся и вскоре приведешь в дом женщину, я приняла его предложение. Глиннес едва сдержал душивший его не очень‑то веселый смех. Вот бы взревел от ярости его отец Джат! – Я всей душой желаю тебе счастья, мама, и, пожалуйста, передай мои сердечные поздравления Акади. Глаза Марчи округлились. – Глиннес, твой голос звучит как‑то странно. Ты здоров? – Как бык – только вот немного охрип. После того, как ты обоснуешься на новом месте, я обязательно приду в гости. – Вот и прекрасно, Глиннес. Побереги себя и будь, пожалуйста, помягче с Дроссетами. Если они хотят остаться на Рабендари, то что в этом плохого? – Я серьезно обдумаю твой совет, мама. – До скорого, Глиннес. Экран погас. Глиннес тяжело вздохнул и тут же лицо его перекосилось. Несколько ударов острой боли буквально пронзили его грудную клетку. Неужели сломано несколько ребер? Он ощупал свою грудную клетку пальцами, посильнее надавливая в самых нежных местах, но так и не пришел к какому‑либо определенному выводу. Вынеся на веранду миску с овсяной кашей, он без всякого аппетита принялся за еду. Дроссеты, разумеется, убрались, оставив после себя множество всякого хлама и мусор, груду опавшей листвы и убогий туалет из веток и огромных листьев, обозначавший местоположение их стоянки. Совсем немного потрудившись ночью, они заработали три тысячи озолов, да еще и получили немалое удовольствие, как следует отделав своего притеснителя. |
