— Я же просил, чтобы его пока не выпускали, — с упреком обратился к нему Мефодий.

— Да я только на мгновение дверь открыл, чтоб еду принести, а он как рванулся, — оправдывался тот.

— Вы уж простите его, — обратился Мефодий к Герману, с опаской наблюдавшему за собакой, что-то сосредоточенно вынюхивающей на полу. Не обращая ни малейшего внимания даже на своего хозяина, Упрямец дважды обошел кресло, в котором Любим сидел в последние минуты своей жизни, затем подошел к мозаике с мучеником Пантелеймоном, вынюхивая что-то, после чего злобно уставился на служку с одутловатым лицом и угрожающе зарычал.

— А ну-ка, сидеть! — строго прикрикнул на пса Мефодий.

Упрямец вздохнул, грустно посмотрел на бестолкового хозяина, но послушался, хотя и с явной неохотой, продолжая тихонько поскуливать. Если бы он мог говорить, то непременно сказал бы, что в комнате явно пахнет смертью, особенно от этой вот стены. Он даже может показать, от кого она исходит, да он уже и говорил это, вот только его хозяин так ничего и не понял.

А может, он сам ошибается? Пес еще раз принюхался. Нет, определенно, запах смерти исходил не только от служки с одутловатым лицом и не только от стены. Он шел еще откуда-то, вот только откуда именно?! Упрямец склонил голову набок и задумался, откуда бы это ему идти?..

— Ну вот он и успокоился, — усмехнулся патриарх. — А не отведать ли нам этого замечательного вина, которое ваш старательный воин разлил нам по кубкам? — как-то по-простецки заметил он.

— Отчего же нет, — охотно согласился Мефодий и потянулся к своей посудине.

— Э-э, нет, — на полпути перехватил его руку Герман. — Думаете, я не догадался, отчего ваш Любим не позволил вам опробовать моего замечательного хиосского? Кстати, точно такое же вместе с другими припасами я несколько дней назад отправил войску императора. Надеюсь, что он угостит им вашего воеводу и его храбрых людей. Но дело не в этом. Просто ваши верные слуги так опасаются за ваше здоровье, что не доверяют даже мне.

— Но он ведь сам разлил его по кубкам, — возразил Мефодий.

— Разлил и ушел, оставив стол без присмотра. Откуда вы знаете — возможно, неизвестный злоумышленник успел за это время войти сюда и что-то подсыпать вам в кубок, — резонно заметил Герман. — Давайте поступим иначе. Вы сейчас возьмете мое вино, а я ваше.

Упрямец заволновался, начал перебирать лапами.

— А вдруг и правда что-то подсыпано, — обеспокоился Мефодий. — Получится, что я…

— Даже слушать не хочу, — резко взмахнул свободной рукой Герман, протягивая свой кубок Мефодию.

Упрямец зарычал. Он начал догадываться, откуда исходит запах смерти. И на этот раз служка уже был ни при чем.

— Вот когда у нас с вами будет одинаковый сан, тогда и будете возражать, а сейчас вам придется мне подчиниться.

Упрямец подобрался. Хозяин явно не понимал, что ему предлагают… смерть. Но он-то это знал, а значит…

— Ну, если уж вы так настаиваете, — нехотя согласился русский митрополит. — Но тогда с непременным условием, что сразу после этого вы меня угостите своим замечательным хиосским.

— Обязательно и с огромным удовольствием, — приторно улыбнулся Герман. — А теперь прошу.

Мефодий протянул руку, но принять кубок не успел. Прыжок Упрямца прямо с места был точен, и в следующее мгновение пес вонзил зубы в кисть константинопольского патриарха, которая держала кубок.

— Собака! — истошно, каким-то бабьим голоском завизжал Герман.