Изменить размер шрифта - +
Так и буду существовать дальше, точно воробышек, примостившийся на ветке зеленой изгороди, пока меня не убьет ястреб-перепелятник, но смерти моей никто не заметит, и никто не станет меня оплакивать. Мать сама призналась, что моя жизнь не стоит ничьих усилий, что я в лучшем случае могу надеяться лишь на одно: избежать ранней смерти в родах.

Только показались высокие башни Пембрука, как Джаспер пришпорил коня, а потом сам встретил меня в воротах замка с моим малышом на руках.

— Он уже умеет улыбаться! — крикнул мне Джаспер, прямо-таки лучась от счастья, еще до того, как моя лошадь остановилась. — Правда умеет. Я наклонился над колыбелькой, собираясь взять его на руки, а он увидел меня и улыбнулся. Я уверен, что улыбнулся. Вот уж не надеялся, что он так рано начнет улыбаться. Но это точно была улыбка. Возможно, он и тебе улыбнется.

Мы оба с надеждой уставились в темно-голубые глаза младенца. Он все еще с головы до ног был стянут свивальником, точно саваном, и двигать мог только глазами; он даже головы не мог повернуть, бедняжка, полностью лишенный возможности шевелиться.

— Ничего, он тебе потом улыбнется, — успокоил меня Джаспер. — Смотри, он и мне тоже больше не улыбается.

— Это совершенно неважно, — уныло ответила я. — Все равно в конце этого года мне придется оставить его здесь, а самой уехать и выйти замуж за этого сэра Генри Стаффорда. И рожать ему сыновей, хотя, скорее всего, я в первых же родах умру. Так что у моего сыночка нет повода улыбаться; может, он уже чувствует, что останется сиротой.

Шагая со мной рядом, Джаспер свернул к парадным дверям замка; ребенок уютно устроился у него на руках.

— Но тебе же позволят его навещать, — попытался утешить меня Джаспер.

— Наверное. Однако воспитывать его будешь ты. И я подозреваю, что ты давно уже об этом знал. Вы ведь все это вместе придумали, верно? Ты, моя мать, мой отчим и мой будущий муж-старик.

Джаспер быстро заглянул мне в лицо и обнаружил, что я готова расплакаться.

— Твой сын — Тюдор, — осторожно заметил он. — И он мой племянник, сын моего брата. И единственный наследник нашей фамилии. Ты не нашла бы для него лучшего опекуна, чем я.

— Но ты не отец ему! — в раздражении бросила я. — Почему его должен воспитывать ты, а не я?

— Милая моя сестрица, пойми, ты и сама еще совсем ребенок, а времена сейчас очень опасные.

Я резко повернулась к нему и даже топнула ногой.

— Зато я достаточно взрослая, чтобы меня уже дважды выдали замуж! Я достаточно взрослая, чтобы ложиться в постель с мужчиной, который не проявляет ко мне ни капли нежности, ни капли сочувствия! Я достаточно взрослая, чтобы, лицом к лицу встретившись со смертью во время тяжких родов, выяснить, что моя родная мать — да, родная мать! — приказала спасать ребенка, а не меня! Полагаю, всего этого достаточно, чтобы считать меня взрослой. Я успела родить ребенка, побывала замужем, овдовела, а теперь снова помолвлена. Я будто рулон материи в лавке, которую торговец постепенно разматывает и, отрезая от нее по куску, распродает разным людям на модные платья. Мать рассказала мне, что мой отец совершил самоубийство и что мы — семья невезучая. В общем, теперь я считаю себя взрослой женщиной. Да и сами вы обращаетесь со мной как с взрослой женщиной, когда это вам выгодно, так что вряд ли вам удастся снова превратить меня в ребенка.

Слушая меня, Джаспер согласно кивал и, судя по всему, воспринимал мои слова вполне серьезно.

— Ты права, у тебя и впрямь есть причины жаловаться на жизнь, — задумчиво произнес он. — Но так уж устроен наш мир, милая моя леди Маргарита; мы не можем сделать для тебя исключение.

— А следовало бы сделать! — воскликнула я.

Быстрый переход