— А следовало бы сделать! — воскликнула я. — Именно об этом я твержу с раннего детства. Вам бы следовало сделать для меня исключение. Ведь со мной говорит сама Дева Мария, мне является сама святая Жанна, я знаю, что меня избрал Всевышний, и я должна стать истинным светочем благочестия. Я просто не могу снова выйти замуж за самого обычного человека и жить в каком-то медвежьем углу. Моя мечта — заложить монастырь и стать там аббатисой. Ах, братец Джаспер, сделай это! Ты повелеваешь всем Уэльсом. Подари же мне монастырь, я так хочу присоединиться к святым сестрам и основать свой орден!

Но Джаспер, крепко прижимая к себе малыша, отвернулся от меня и молчал. Мне показалось, что его до слез тронула моя речь, исполненная праведного гнева, но потом я заметила, что лицо его покраснело, а плечи трясутся: от смеха!

— Боже, — еле выдавил он. — Ты прости меня, Маргарита, но ты же сущее дитя! Да-да, сущее дитя. Ты почти такая же, как наш маленький Генри. Ничего, теперь я стану заботиться о вас обоих.

— Не надо никому обо мне заботиться! — выкрикнула я. — Вы все заблуждаетесь на мой счет. А ты просто дурак, что надо мной смеешься. Обо мне заботится сам Господь! И замуж я больше ни за кого не выйду. Я намерена стать аббатисой.

Джаспер перестал смеяться и перевел дыхание, но в глазах у него по-прежнему прыгали веселые искорки.

— Аббатисой? Ну конечно. Но вы, надеюсь, не откажетесь пообедать с нами сегодня, преподобная мать?

Я хмуро на него взглянула и сурово ответила:

— Пусть обед подадут в мою комнату. Мы с тобой, возможно, никогда больше не будем обедать вместе. И передай, пожалуйста, отцу Уильяму, пусть зайдет ко мне. Мне нужно исповедаться: я невольно перешла все границы в отношении тех, кто давно уже перешел все границы в отношении меня.

— Непременно пошлю его к тебе, — ласково заверил Джаспер. — И велю отнести к тебе в комнату самые вкусные кушанья. Но завтра, надеюсь, ты все же согласишься встретиться со мной на конюшенном дворе? Тебе нужно непременно научиться скакать верхом. Дама, занимающая столь важное положение в обществе, должна иметь собственную лошадь; и ей, конечно, следует ездить верхом самостоятельно и на красивой лошадке. По-моему, когда ты снова отправишься в Англию, тебе стоит последовать моему совету.

Поколебавшись, я предупредила его:

— Меня невозможно соблазнить лестью. Я твердо намерена стать аббатисой, и ничто не собьет меня с этого пути. Вот увидишь! Вы все увидите! И поймете, что со мной нельзя обращаться как с вещью, которую то и дело обменивают или продают. Я сама буду распоряжаться собственной жизнью.

— Ну конечно, — самым любезным тоном промолвил Джаспер. — Только ты не права, считая, будто все мы относимся к тебе именно так. Я, например, люблю и уважаю тебя, как и обещал когда-то. Ладно, пойду выберу тебе самую лучшую и дорогую лошадку; ты прекрасно будешь на ней смотреться, и все станут восхищаться тобой. И то, о чем ты только что рассуждала, возможно, уже не будет иметь для тебя никакого значения.

Ночью мне снились белые оштукатуренные стены монастыря и огромная библиотека, где на столах, прикованные цепью, лежат украшенные цветными рисунками книги, а я каждый день могу ходить в эту библиотеку, читать книги и узнавать что-то новое. Мне снился наставник, который проводит меня сквозь дебри латыни, греческого и даже древнееврейского, чтобы я могла читать Библию на том языке, который ближе всего к языку ангелов, и все понимать. Во сне моя жажда познания и мое страстное желание стать избранной становились более тихими, смиренными. Мне казалось, что если б я имела возможность учиться по-настоящему, то и в душе обрела бы покой. Если бы каждое утро я смогла просыпаться навстречу строго установленному монастырскому распорядку и проводить дни в изучении различных наук, то, наверное, ощущала бы, что моя жизнь угодна теперь не только Богу, но и мне самой.