Он удивился, как ловко Мэкстон управлялся с оружием. Затем Майк взял с кровати подушку, взгромоздил ее на стул.

– Теперь прицельтесь и спустите распроклятый курок.

У Мэкстона был наметанный глаз; великий сельский спорт кое-чему научил его, невзирая на его сопротивление. Не то чтобы он был против ежегодного массового истребления куропаток и фазанов, просто ему это было неинтересно. Он поднял пистолет, прицелился в середину подушки и выстрелил. Звук выстрела оказался пугающе громким. Дыра зияла как раз посередине. Несколько перьев покружились в воздухе и медленно упали на ковер.

– А вы не боитесь, что кто-нибудь услышит? – спросил он.

– Нет. Они все на кухне. Если попасть в человека пулей такого калибра с такого расстояния, дыра будет с кулак. Хотите попробовать еще раз?

– Откуда я знаю, что расстояние будет именно таким? – сказал Мэкстон. – Дайте мне меньшую мишень. Если вы уверены, что никто сюда не прибежит на шум. – Он осмотрел пистолет. Стандартный «смит-и-вессон». Действительно большого калибра. Он стал наблюдать за О'Халлореном.

Все это происходило в номере маленькой гостиницы. В пустом номере, не там, где жил американец. Мэкстон не знал его адреса. Он заметил, как этот человек осторожен. Как недоверчив.

– Попробуйте-ка так, – предложил О'Халлорен. На той же подушке он нарисовал шариковой ручкой мишень. Круг размером с человеческую голову. И снова пристроил подушку на стуле. – Валяйте; – скомандовал он.

Мэкстон попал в середину круга.

Майк снял подушку и засунул под покрывало. В воздухе плавало еще несколько перьев. Он сказал:

– Можете не беспокоиться. У вас прямо природный дар. Теперь обсудим подробности.

Ральф протянул ему пистолет.

– А именно деньги и способ, которым они будут уплачены, – уточнил он.

Через час они расстались. Они вышли из гостиницы порознь. Ральф Мэкстон вышел первым. «Смит-и-вессон» лежал у него в саквояже с маркой местного универмага. Они договорились, что он убьет Стивена Фалькони вечером через два дня. Когда дело будет сделано, Майк даст ему чек, и он получит по нему деньги, как только приедет в Париж. Чек будет выписан на вымышленное имя – подставное лицо, прикрывающее клиента О'Халлорена, решил Мэкстон.

О'Халлорен тоже вышел и заплатил за комнату. Его ни о чем не спрашивали. Он провел там только полдня. К нему наверх поднимался другой человек. В гостинице решили, что это обычная причина. Комната оставалась свободной, пока не прибыл следующий случайный посетитель. До того времени никто и не взглянул на постель.

На следующий день она решила, что в состоянии добраться до своего привычного уголка бара и посмотреть, как жизнь идет мимо. Она спустилась поздно. С трудом поднялась, позволила горничной помочь ей одеться. Ей приходилось бороться с апатией, когда хотелось только лежать в постели и не замечать, как проходят часы. Ее шампанское охлаждалось, ее карты лежали наготове.

Но кто-то пытался сесть за ее столик. Она увидела женскую спину и услышала, как Эжен упрямо повторяет: очень жаль, мадам, но это место всегда занято. И громкий голос женщины, выдающий в ней американку.

– Это нигде не написано. Здесь нет таблички. Если он занят, почему на нем нет таблички? В общем, я буду сидеть здесь. Принесите мне скотч с водой и много льда.

Эжен не сдвинулся с места. Полина держалась поодаль, за дверью в бар. Внезапно она ощутила, что слабеет и вся дрожит.

У нее отнимают ее место, ее укромный уголок в жизни. Ей пришлось ухватиться за дверной косяк. Она слышала голос Эжена. Он уже не был увещевающим.