– Он снова забрался в машину. Чек лежал на сиденье. – Тебя тоже жаль, – сообщил он чеку, – но я не могу получить по тебе деньги. В конце концов, у меня тоже есть принципы.
Он разорвал его и со смехом бросил клочки в воздух. Ветерок подхватил их и унес в долину.
Он повел машину, огибая повороты на своей обычной скорости. Он был первоклассным водителем, с орлиным зрением, с молниеносной реакцией. Он добрался до береговой дороги меньше чем за десять минут.
Остановился у бистро на окраине Жуан-ле-Пэн. Заказал бренди. Хозяин сказал, что, если ему очень нужно, он может воспользоваться телефоном в задней комнате. За пять франков.
– Месье Лоуренса, пожалуйста, – сказал он. Бренди он взял с собой и выпил почти до капли, ожидая у телефона.
– Стивен Лоуренс слушает.
– Добрый вечер, – сказал Ральф Мэкстон. – Это я.
– Что вам нужно? – Голос Стивена действовал ему на нервы.
– Просто хочу сообщить вам, что на дороге у выезда на шоссе лежит мертвец. Он предлагал полмиллиона долларов любому, кто убьет вас. Вы не поверите, как я был близок к этому. Если бы не ваша жена, я был бы сейчас богатым человеком. Передайте ей мое почтение.
Он повесил трубку, допил бренди и оставил на столе бумажку в двадцать пять франков. Хозяин изумленно посмотрел ему вслед. Но не кинулся за ним, чтобы отдать сдачу.
Какой чудесный вечер. Замечательный вечер, чтобы прокатиться по превосходной дороге до Муайенн-Корниш, а затем насладиться величественной панорамой, открывающейся с Гран-Корниш, самой высокой точки горы. Яркий лунный свет, легкая прохлада там, наверху, ветерок, овевающий его, когда он ведет машину. Он нашел подходящее место и остановился, осторожно откатившись от края обрыва. Жутковато и прекрасно стоять на такой высоте: внизу лежат крошечные города, огни которых кажутся светящимися точками, черное море с серебряной лунной дорожкой: она, как говорят, манит самоубийц. Как приманила его давнего друга много лет назад. Он уплыл в открытое море, потому что акулы на суше истерзали его сердце.
Какой бессмыслицей была его жизнь. Растрачена попусту. И он едва не обрек себя еще на долгие годы бессмыслицы. Со своей задушевной подружкой Мадлен. Теперь не будет круиза к соблазнам Дальнего Востока. Не будет ямайских джаз-бандов и танца «лимбо» с подружкой, такой же никчемной, как он сам. И все потому, что он знал, какую боль это причинило бы Анжеле. Его остановила не совесть, не нравственность. Он же понятия не имеет ни о первом, ни о втором. И всегда даже гордился этим. Просто он не мог сделать ее несчастной.
Его сделала трусом не совесть, а любовь. Бедняжка Мадлен, она ведь ждет в аэропорту. Она будет так взбешена, так разочарована. Слава Богу, что он не едет с ней. Кошмарная перспектива.
«Ты плохо кончишь, если не исправишься», – бушевал его отец. Такой уж он есть, викторианец: никак не мог освоиться в современном мире. А мать вопреки здравому смыслу надеялась, что у него такой возраст и он перебесится. Он стащил у нее драгоценности из спальни. В награду за доверие. Он не исправился. Но кончил все-таки не так плохо, как мог бы.
Мэкстон включил зажигание и выжал сцепление. Капот машины был повернут к черной пропасти, лежавшей перед ним. Нет, мысль об этом прыжке вниз не очень-то ему улыбается. Он нажал на тормоз, мотор продолжал работать. Потом сунул себе в рот пистолет американца и спустил курок. Через несколько секунд вдалеке послышался лязг, взрыв, и машина начала гореть, выбросив вверх столб пламени.
– Я еду домой – подмените меня!
Никогда в жизни он не гнал так быстро. В ушах у него звучал голос Мэкстона: «Полмиллиона долларов любому, кто убьет вас... мертвец на дороге...» Анжела, Анжела, и сын, и крошка дочь, беззащитные на вилле, не подозревающие об опасности. |