Вам грозит бедность, пока она жива, а ведь ей только тридцать восемь лет. У вас будет всего-навсего имение Руксей и то немногое, что оставил после себя ваш папенька, да и то при условии, что баронесса откажется от своих прав на Руксей. Таким образом, ваши дела складываются неудачно, что же касается личной жизни, то и она, по-видимому, не удалась. Вместо того, чтобы пойти навстречу матери...
Розали резко дернула головой.
- Да, матери, - продолжал главный викарий, - а также религии, которые в ответ на порыв вашего сердца вразумили бы вас, дали бы вам совет, наставили бы вас на путь истинный, вместо всего этого вы захотели действовать самостоятельно, не зная жизни и слушаясь только голоса страсти!
Эти разумные слова испугали Розали.
- Что же мне делать? - спросила она, помолчав.
- Чтобы загладить свою вину, нужно прежде всего узнать, насколько она велика, - ответил аббат.
- Хорошо! Я напишу единственному человеку, могущему дать сведения об участи Альбера, его другу детства, парижскому нотариусу Леопольду Анкену.
- Пишите теперь только то, что имеет целью восстановить истину, - Ответил главный викарий. - Отдайте мне подлинные письма и черновики поддельных, признайтесь во всем подробно, как духовному отцу, прося меня научить вас, как искупить грехи, и во всем положитесь на меня. Я решу, что делать. Прежде всего докажем, что этот злополучный не виновен перед той, которая была для него земным божеством. Даже утратив счастье, Альбер должен добиться оправдания.
Розали обещала аббату де Грансей слушаться его во всем, надеясь, что его попытки, может быть, в конце концов вернут ей Альбера.
Спустя некоторое время после признания Розали клерк Леопольда Анкена приехал в Безансон с доверенностью от Альбера и явился прежде всего к г-ну Жирарде с просьбой продать дом, принадлежащий г-ну Саварону. Стряпчий взялся за это дело из расположения к адвокату. Клерк продал также и мебель, а вырученные деньги употребил на уплату того, что Альбер оставался должен г-ну Жирарде; последний в день неожиданного отъезда адвоката ссудил ему пять тысяч франков и взял на себя уплату различных долгов уехавшего. Когда Жирарде спросил, что сталось с благородным политиком, которому он весьма сочувствовал, клерк ответил, что это известно только его хозяину; нотариуса, кажется, чрезвычайно расстроило содержание последнего письма, полученного им от г-на Альбера де Саварюса.
Узнав об этом, главный викарий написал Леопольду. Вот ответ достойного нотариуса:
"Господину аббату де Грансей,
Главному викарию Безансонской епархии.
Увы, милостивый государь, уже никто не властен вернуть Альбера к мирской жизни: он отрекся от нее и поступил послушником в картезианский монастырь возле Гренобля. Вы знаете лучше меня (мне только сейчас стало это известно), что за порогом тамошнего монастыря все мирское отмирает. Предвидя мое посещение, Альбер просил настоятеля монастыря препятствовать всем моим попыткам увидеть его. Я хорошо знаю благородство его сердца и уверен, что он стал жертвой какой-то гнусной, неведомой мне интриги; но теперь все кончено. Герцогиня д'Аргайоло, ныне герцогиня де Реторе, зашла в своей жестокости, по-моему, слишком далеко. В Бельджирате, где ее уже не было, когда Альбер примчался туда, его уверили, будто бы ее местопребывание - Лондон.
Из Лондона Альбер отправился на поиски возлюбленной в Неаполь, из Неаполя - в Рим, где она обручалась с герцогом де Реторе. Только во Флоренции, в ту самую минуту, когда совершалось бракосочетание, Альбер встретил, наконец, герцогиню д'Аргайоло. Наш бедный друг лишился чувств в церкви, но так и не мог, даже будучи на волосок от смерти, добиться объяснения с этой женщиной, сердце которой, должно быть, глубоко задето. |