А для начала можешь глянуть в этот красивый журнальчик, который я прихватил с собой, в нём ты можешь выбрать позу, какую хочешь. Нет, это не садовый каталог. Он тебе сделает всё, что ты пожелаешь. Не буду его сдерживать, этого мальчишку. Голову даю на отсечение. Собственно, мне полагается прибавка к пенсии за всё, что мне приходится засовывать в женщин. И пилишь, и строгаешь, а выходит потом всё одно. Только выглядит по-разному, вроде бы меньше, как мне кажется.
И все эти глупые предлоги, чтобы напарник по патрулированию не заметил, в чём дело. У обоих— у него и у Курта Яниша — колотится сердце. Они медленно катятся или едут быстро. Младших приходится учить, что на время мы — пара. Проедешься по нему рукой, а люди тем временем радостно разъезжаются, потому что их нарушения на сей раз остались незамеченными. У напарника на короткое время встают дыбом волоски на руке, а потом ничего, разглаживаются, пожалуйста, Курт, не надо по мне так проезжаться, по крайней мере специально. И тогда ты проезжаешься куда-нибудь в другое место, патрулируешь. Напарник, молодой отец семейства, уже ни о чём не думает, вернее, конечно, думает кое о чём и, крепко зашнуровываясь в спортклубе жандармерии, держит рот на запоре, но не потому, что он зажат твоими губами. Уж тогда-то он бы раскрылся. Да, всё это — дело земное, я тебя люблю и всё такое, если губы твои в поцелуе, это не трудно…
Так. Говорю же вам. С женщинами, к сожалению, приходится говорить очень много, но совершенно иначе, чтобы у них началось эротическое опьянение. Желания, конечно, нельзя таить (вообще ничего не останется в тайне!), иначе они потом не исполнятся. Только речь делает человека самостоятельным, благодаря ей он может спросить у других дорогу, а сам пойти в другую сторону. Речь — это хобби многих женщин. Странно, если они садятся, то не для того, чтобы затихнуть. Так дадим же им повод покричать! Просто чудо, какие слова вырываются у них изо рта! Но лучше им туда засунуть, в этот рот, чтобы они умолкли. Никто его не должен направлять, у него особое разрешение на право ношения, он вправе требовать, и он это делает неутомимо. Ну хорошо, давайте и мы приступим и загоним ей член туда, где у неё язык. Как петушка на палочке, чтобы лизать, тогда они хотя бы утихают, женщины, ведь не захотят же они сделать тебе больно с их высоким уровнем социальной поддержки, на котором они помешаны. Минуточку, нет, я слышу какой-то стон, он пробегает по искажённому лицу, как тучи по дождливому ландшафту. Жандарм, к сожалению, зарабатывает не много, да к тому же дома у него жена, с которой они давно живут как чужие. В любом случае они не умолкают, даже залезая тебе в ширинку. Женщины могут служить достопримечательностью — как они неделями мучаются ради одного мгновения, годами ждут следующего, становятся покорны и податливы; и когда потом, наконец, встанет наготове этот шикарный торчок, как небрежное, непреднамеренное достижение, то все ожидания, что были напрасными, потому что человек цветёт, как тополь, и истлевает, как окурок: забыты. Надо хорошо разбираться в женщинах, на этом всё стоит, от этого всё зависит. Политики, в конце концов, тоже должны это уметь, хотя бы на уровне слов, тогда как мужчины достигают этого скорее действием, хоть что-то новое, и тут уж все наши поступки действительно последние. Истинный акт любви — это если в то же время у тебя полно других и более важных дел. Иной раз случается пожертвовать и пробежкой. Жандарм берёт свою личную машину, это в благих целях: у дамы с боковой улочки рядом с сельским детсадом опять сегодня свербит, моча в голову ударила, что, в последний раз она получала это три недели назад? Как быстро летит время, я и не заметил, пора её снова стереть в порошок. Ей хочется, чтобы придавили её животом к матрацу и быстро вскрыли, для немедленного употребления, конечно, потому что она давно уже на всё готова, но редко выпадает случай, чтобы ещё смазали как следует. |