| Итак, пожалуйста, либо туда, либо сюда, что касается меня: я ведь не аэропорт, я даже не стоянка такси. Я продвинута на шаг дальше, нет, дальше некуда, разве вы не видите, что там начинается пропасть в адскую бездну, всю охоту там арендовал один промышленник из Германии, который отошёл от дел и теперь хочет посвятить себя своей живой молодой жене и своим мёртвым зверям всех возрастов. Земля принадлежит государственным лесам (собственно: фамильному фонду Габсбургов, но про него вы можете забыть, разве что Звонимир Габсбург потребует её, едва сумев связать три слова, назад лично от вас, тогда вы встанете с ружьём перед вашим домиком, который вы построили ценой жестокой экономии, и сдуете его, как воздушный шарик, великолепного претендента на трон, однако дуновением его дыхания потом может сдуть вас, и камеры тоже захотят присутствовать при этом, но опоздают, да, вот и ВСЁ, чего мы никогда не получим: внимания), ботинки, на которых вы стоите, вы купили в фирме «Дусика-Спорт», в Южном шопинг-сити вы купили бы их дешевле, автомобилисты принадлежат жандарму, который за это ещё и деньги получает, и таким образом вы сможете сделать так, что природа убьёт сама себя и в этом ещё будет видеть свою единственную цель. Она сбросит свою оболочку из видимости и чувственности, прорвёт её, как последняя гусеница последний кокон или кто там, пока не возникнет готовая бабочка. И тогда этот образ, светясь, бия крылышками, совершенный образец совершенного существа, возникнет над озером, но для юной мёртвой это не образец, она не сможет выскользнуть из своего кокона, из пластиковой плёнки, и воспарить, зависнув в воздухе. Она станет взвесью частиц в воде, если её своевременно не найдут, что уже произошло. По моему решению. В смерти эта молодая женщина сбросила свою оболочку, но она не стала, как Сын Человеческий, Богом — жаль, конечно. Её смерть надо рассматривать скорее негативно, посмотрим, имеет ли смысл и негативное, да, я вижу его, это может быть вершина того, чего человек может достигнуть как природа, и это верхушка айсберга. С вершины этой замёрзшей горы ему тогда виднее Бога, потому что он оказывается существенно ближе к нему. Кто в это уверует, не блажен. Её природа, природа молодой покойницы, сожжёт сама себя, как будто она корабль, она выйдет из себя, преодолеет себя, в крайнем случае пустится вплавь и — молодая, красивая, милая и старательная — снова выступит в качестве духа. Вот у нас и готовая юная бабочка, красивая, как картинка, милости просим, ведь нам достаются по большей части старые, а вам люб новорождённый дух, у которого не хватает ботинок и сумки, вы ищете, перерываете весь реквизит, у нас тут набралось полно бесхозных сумок и ботинок, которые мы отняли у людей. Я вначале думала, что ботинки Габи всё ещё на ней, но их нет, пропали, извините, моя ошибка. Кто же знал, что подошвы обуви хранят следы, которые могут вывести прямо на убийцу? Мне бы следовало это знать. Другой это знал. Тот, кто снял с неё ботинки, и где они теперь? Я бы вам настойчиво рекомендовала не делать этот шаг в неведомое, который, должно быть, сделала Габи, — ничего не поделаешь, увы, слишком поздно, теперь вы уже знаете его, неведомое, лёжа среди щебёнки и имея возможность испытать всё это на себе. Но в правильной последовательности. Вам ни в коем случае нельзя сперва становиться духом, а лишь затем умирать, а то ещё увидят, как вы превращаетесь и потом бесконечно блуждаете без света, при одной только красной коптилке у дарохранительницы, из которой Бог уже давно съехал, потому что нашёл более просторную квартиру; как вы развеваетесь над заснеженными холмами, не становясь от этого ни лучше, ни красивее, в ночи, когда и без того плохо видно, но мёртвых-то видно. От них исходит светлый луч, правда не счастливый. Мёртвые. Действующие лица и зрители в одном лице. Они так редко становятся духами, потому что они, как уже сказано, нигде не находят дух, в который могли бы юркнуть, как юрок. Дух они бы при этом съели, чтобы выжить. |
