|
Вытащив на свет записку, некогда составленную Безбородко, Строганов цитирует ее Александру с явным одобрением: «Россия должна быть государством самодержавным. Малейшее ослабление самодержавия повлекло бы за собой отторжение многих провинций, ослабление государства и бесчисленные народные бедствия». Несмотря на сдержанность, налагаемую почти религиозным благоговением перед царем, помазанником Божьим, символом национального единства, советники Александра пытаются облегчить хотя бы частичными мерами участь своих современников. Результативности их работы препятствуют постоянные повороты на 180° их монарха, не желающего сегодня обнародовать решения, принятые накануне. Можно подумать, что недостаток прямоты в его характере оборачивается страхом перейти от слов к делу. Ему равно претит как твердо произнести «да» или «нет», так и без колебаний поставить подпись под каким-нибудь документом. Он предпочитает недоговоренность, неопределенность как чувств, так и мыслей.
Все же несколько практических решений рождается в результате этих бесконечных ночных словопрений. Указ от 8 сентября 1802 года определяет новые полномочия Сената: право представления императорских указов, контроль за деятельностью министерств, а также исполнение функций Верховного суда. Это высокое собрание должно быть, по мысли Александра, независимым органом. Поэтому он недоволен, когда читает традиционную формулу в принесенном ему на подпись указе: «Указ нашему Сенату». «Как нашему?! – негодует он. – Сенат – священный хранитель законов. Он учрежден, чтобы нас просвещать и нами управлять; он – не наш. Он – Сенат империи!» Это демонстративное возмущение Его Величества производит сильное впечатление на царедворцев, в который раз подтверждая его редкостный актерский дар. Высочайший манифест, опубликованный в тот же день, что и декрет о реформе Сената, учреждает восемь министерств, преобразованных из коллегий, существовавших со времен Петра Великого. Семь министерских портфелей доверены бывшим сподвижникам Екатерины, хотя они и не пользуются уважением Александра. Об одном из них, П. В. Завадовском, ставшем министром просвещения, царь говорит: «Он ничтожество, и сделан министром для того, чтобы не кричал, что отовсюду исключен». Восьмой портфель – министра внутренних дел – получает Кочубей, единственный из кружка; трое других членов Негласного комитета довольствуются постами товарищей министра. Воздав, таким образом, почести ископаемым прошлого царствования, Александр, изменчивый и ускользающий, надеется обезоружить их и обезвредить себя от их критических выпадов, реальное управление делами поручить своим молодым друзьям, а позже мягко избавиться от этих почтенных и бездарных старцев. Такой образ действий, этот вечный выбор между волком, козой и капустой беспокоит Строганова, и он пишет: «Не могу не отметить, как расплывчаты идеи нашего молодого императора». А Воронцов, со своей стороны, замечает: «Кочубей несколько поражен беспорядочностью проектов императора. У него нет определенного плана, он как бы стучится во все двери сразу, не зная толком, что следует делать». Проведена также реформа системы народного просвещения. Россия разделена на шесть учебных округов, каждый со своим университетом, гимназиями, училищами. Однако Александр противится созданию военных школ в провинции, как и подготовке офицеров в лицеях, ибо хочет, чтобы воспитание будущих командиров происходило в Петербурге, у него на глазах. Как всегда, Александр колеблется между нововведениями и традициями, между побуждением идти вперед по пути прогресса и ревнивым страхом лишиться хотя бы крупицы своей власти. Основная проблема, стоящая перед царем, – глубокая реформа общества и, главное, института крепостного права. Крепостные составляют восемь десятых русского населения. Конечно, это не рабство в полном смысле слова, поскольку крестьяне, хоть и прикрепленные к земле, веками сохраняли автономию крестьянской общины. |
