|
Оказавшись лицом к лицу с людьми, он вновь испытал сложное чувство могущества и ответственности. Его обуял ужас при мысли о власти, которой он отныне был облечен. Справится ли он с возложенной на него миссией? Он был уверен в своей душе, но не в своих силах. По опыту ему уже было известно, что одного лишь желания добра недостаточно для его достижения. Он опасался, что ему недостанет ясности ума и авторитета его предшественника. Но почему он должен во всем походить на него? Нужно перестать постоянно оглядываться на отца и самому утвердиться как личности. Да, кое в чем он сохранит преемственность, но при этом будет проводить свою собственную политику. Коронация сделала из него другого человека. Это ни с чем не сравнимое ощущение он испытал только что во время таинства миропомазания. Теперь все его надежды были связаны с Богом. От волнения он еле держался на ногах. Перед его замутненным слезами взором проплывали и растворялись тысячи лиц. Поэт Федор Тютчев (отец фрейлины императрицы Анны Тютчевой) так потом опишет этот эпизод: «Когда после четырехчасового ожидания я увидел нашего бедного дорогого императора, шествовавшего под балдахином с огромной короной на голове, бледного, утомленного, с трудом кланявшегося приветствовавшей его толпе, у меня на глаза навернулись слезы».
Чуть позже, вернувшись в свою комнату, чтобы немного отдохнуть между двумя появлениями на публике, императрица повторила своей любимой фрейлине то же самое, что сказала графу Толстому, когда уронила корону во время церемонии. И в ответ на пылкие возражения Анны Тютчевой она вздохнула: «Я убеждена: корона – очень тяжкое бремя, и долго ее не проносишь». «Ах, Ваше Величество! – воскликнула молодая женщина. – Вы слишком нужны стране, чтобы Господь мог отнять ее у вас!» Произнеся эти слова, она разрыдалась, и царица принялась утешать ее с улыбкой на лице. В тот же день состоялся банкет с участием суверенов, великих князей, высшего духовенства и придворных сановников. Царь и царица сидели под балдахином лицом к приглашенным. Перемены блюд и напитков объявляли церемониймейстер, хлебодар и виночерпий. Тосты в честь императора, императрицы, членов августейшей семьи и прелатов подкреплялись артиллерийскими залпами. Вечером башни и стены Кремля, здания на Красной площади и в других местах Москвы расцветились фонариками иллюминации. Александр вышел на балкон дворца. Река Москва освещалась бенгальскими огнями и светящимся фонтаном. Эти мирные огни пробудили у некоторых пожилых москвичей воспоминания о пожаре во время нашествия Наполеона. Но в этот день и их сердца переполняла радость. До поздней ночи на улицах толпились люди, любовавшиеся искрами догорающих фонариков. Коронации сопутствовала раздача титулов, наград и субсидий. Были сокращены сроки тюремного заключения. Значительное смягчение наказания получили декабристы, поднявшие в 1825 году мятеж против Николая I, и петрашевцы, сосланные им же в Сибирь в 1849 году. Некоторым из них даже было разрешено поселиться там, где они пожелают, за исключением двух столиц – Санкт-Петербурга и Москвы. Подписывая эту амнистию, Александр вспоминал, как в далекие времена в городке Курган он, молодой цесаревич, поклонился собравшимся в церкви отверженным изгоям. В разговоре об этих безумцах он сказал графу: «Дай Бог, чтобы в будущем императору России больше не приходилось ни наказывать, ни прощать за подобные преступления!» На следующий день после коронации царь и царица принимали поздравления дворянства в зале Святого Андрея Первозванного Кремлевского дворца. В последовавшие дни состоялись два бала и маскарад в Кремле, спектакль в Большом театре, балы в посольствах Франции и Австрии. Для простонародья были организованы увеселения на Ходынском поле, где в изобилии раздавались бесплатные еда и напитки. Предусматривался даже фейерверк. Перед ларьками раздачи столпились двести тысяч человек. Неожиданно хлынул проливной дождь, и в тут же образовавшейся грязи вспыхнули драки за кусок подмоченного хлеба. |
