|
Вы не можете выдать этого человека. Существует нечто такое, что выше закона – право. Деспотизм и нигилизм – два отвратительных аспекта одного явления, и явление это – политика. Законы экстрадиции не действуют, когда речь идет о политике. Все нации соблюдают эти законы, и Франция будет соблюдать их тоже. Вы не выдадите этого человека». (Виктор Гюго: Действия и слова, III (После изгнания, заметки 1880 года.) Российская пресса негодовала. Генерал Шанзи пишет 23 февраля 1880 года: «Все ожидают экстрадиции Хартмана, как акт справедливости и доказательство симпатии к России со стороны Франции… Я чувствую, что отказ будет иметь весьма негативные последствия для нашей страны». Его рекомендации не возымели действия, и 21 марта царь сказал ему при личной встрече: «Решение вашего правительства по поводу этого мерзавца произвело на меня чрезвычайно неприятное впечатление. Это все, что я имею вам сказать».
В очередной раз Александр убедился, что французы забыли о той бесценной услуге, которую он оказал им, заступившись за них перед Германией во время кризиса 1875 года. Что касается Лорис-Меликова, он смотрел гораздо дальше дела Хартмана, и оно его мало интересовало. По его мнению, истинная причина зла, от которого страдала Россия, заключалась в состоянии абсолютной власти, точнее в том разрыве, который существовал между этой абсолютной властью и просвещенной частью нации. В окружении великого князя Константина было немало независимых умов, исповедовавших западные идеи и желавших модернизации самодержавия в соответствии с современными принципами государственного права. Однако эта партия либералов, некогда побудившая Александра к проведению первых реформ, ослабела и потеряла былое влияние. Император отдавал себе отчет в том, что, несмотря на все его усилия по реорганизации системы управления, продолжались злоупотребления, что административная машина постоянно давала сбои, что никто больше не испытывал к нему чувства благодарности за инициативы по улучшению жизни его подданных. Мало-помалу он утратил веру в свой народ, как и народ утратил веру в него. Одновременно с этим укрепляла свои позиции партия реакционеров, сплотившаяся в Аничковом дворце вокруг наследника престола. Эти защитники абсолютной монархии относились к малейшему ослаблению центральной власти, как к святотатству, ибо император не имел права отказываться даже от небольшой части своих полномочий, которыми его наделил Господь. Они наперебой цитировали слова Николая I: «Уступив первоначальным требованиям французской революции, Людовик XVI пренебрег своим священным долгом. И Бог наказал его за это». Александр находился под определенным влиянием этой сугубо традиционалистской точки зрения. Если он и не отвергал открыто либеральные теории своей молодости, то с грустью признавал, что, возможно, их претворение в жизнь следует отложить на неопределенный срок. Но именно его нерешительность и вызывала ярость революционеров. Это был замкнутый круг, из которого он стремился вырваться. Лорис-Меликов очень скоро пришел к выводу, что нужно незамедлительно предоставить русскому народу все мыслимые свободы, допустимые в рамках абсолютной монархии, чтобы затем начать постепенно продвигаться в сторону конституционной монархии. Однако хотя он, обладая диктаторскими полномочиями, и располагал всеми средствами, необходимыми для сокрушения нигилизма, любые нововведения, пусть самые незначительные, не входили в его компетенцию. Они должны были исходить только от самого царя. Но царь еще не был готов отказаться от своих автократических убеждений. Лорис-Меликов понимал, что ему потребуется немало времени, чтобы переубедить Александра. А пока, дабы успокоить общественность, он отвлекал ее внимание разного рода прожектами и декларациями о намерениях, вызывавшими ожесточенную критику в консервативной прессе. Между тем 22 мая 1880 года в своих апартаментах в Зимнем дворце тихо угасла императрица Мария Александровна. |
