— А воевода?

— Погиб и Ястреб.

Ярослав перекрестился, вздохнув, съязвил:

— Не птичье сие дело — ратоборство.

Внезапно отворилась дверь, и в сени явился Ратмир с горящей свечой.

— Не надо ль огня, князь?

Кого спросил — неведомо, но Ярослав, не оборачиваясь, махнул рукой.

— Ступай.

Когда скрип ступеней стих за дверью, Ярослав сказал:

— Не подслушивал ли гридин твой?

— Это самый сердечный слуга мой, батюшка, он не станет лазутничать.

— Змея, сын, бывает, и у сердца греется.

Ярослав подошел к сыну, положил тяжелую руку на плечо.

Они сели рядом — отец на лаке, сын на княжьем стольце. Ярослав вздохнул, нашел в темноте руку сына, погладил шершавой ладонью.

— Беда, сын, на Русскую землю явилась, великая беда, — начал негромко Ярослав, словно и пугая, и утешая одновременно чадо свое. — Ведомо тебе, прошлым летом татары разорили и пожгли землю булгар. Грады их Великий и Жукотин с землей сровняли.

— Знаю о том, батюшка. Знаю, что многие бежавшие на русских землях поселились. Великий князь им разрешил.

— Великий князь, — вздохнул Ярослав с едва уловимым оттенком осуждения. — Великий князь Юрий Всеволодич даже рад был этому. Еще бы, в землях его народу прибыло. А того и в ум не попало братцу высокому, что после булгар татарам одна дорога — на Русь.

«А чего ж ты не подсказал? — подумал Александр. — Ты-то, чай, около был». Ярослав словно подслушал мысли сына.

— Он великий князь, и его дело святое за всю землю думать. Да и не слушал он никого, мысля тайно, что-де татары на соседях зубы пообломают и ему тогда с ними совладать легко будет.

«Что-то, батюшка, не так и не эдак, сам себе супротивное молвишь, — подумал Александр, — то «в ум не пало», то «с ними совладать легко будет». Серчает на старшего брата батюшка, ох серчает».

— Вот в эту зиму и подступил Батый к Рязани, — продолжал Ярослав. — Прислал послов к Юрию Ингоревичу Рязанскому, что, мол, я бог богов, что-де всевышний поручил мне всей вселенной обладать. Ныне, мол, я приблизился к землям вашим, того ради и повелеваю мне дань принести. От всего, что имеете, от людей, скотов и имения вашего десятое. Юрий попросил время подумать и тут же всем князьям ведомости разослал, прося совета и зовя на рать супротив поганых. Великий князь сбираться не стал, войска не дал, более того, и течца рязанского от себя не пустил. А черниговский князь отпустил течца с попреком рязанцам, что-де когда мы на Калке просили вас помочь, вы не пошли, так вот и мы ноне помогать вам не станем.

Ярослав хрустнул пальцами, поднялся с лавки и отошел опять к окну. Долго стоял там, молча всматриваясь в зимнюю ночь.

— А тебе ведомость была из Рязани? — спросил Александр.

— Была. А что проку? Я, чай, под рукой у великого князя.

Александр удивился такому ответу. Он знал: отец рати никогда не бегал, искал ее, и вдруг такая смиренность. Что-то лукавил отец, даже с ним — с сыном. Уж не сердится ли он на брата за Киевский престол, на котором сидел недолго, уступив его Изяславу Владимировичу?

— А если б ты был великим князем, батюшка, как решил бы?

— Я? Великим? — Ярослав обернулся в темноту и пожалел, что огня вздуть не позволил. Видел бы глаза сына своего. Что-то в тоне вопроса почудилось князю легкомысленное.