Но прочь счеты, ныне приспела пора строить мир и союз, и надо не упускать эту возможность. Пусть и дочь Евдокия послужит этому. А то, что слезы льет, не беда. Девичьи слезы — роса.

Беспокоила Орда: как-то она отнесется к этому союзу? Эвон каково пришлось Даниилу Романовичу за союз с Миндовгом, небось теперь локти кусает. Да уж поздно. Города срыты, сам в услужении у Бурундая.

Впрочем, там союз был против Сарая. А ныне другое. Однако на всякий случай Александр послал в Орду гонца с грамотой, в которой объяснял хану цели нового союза. Объяснял просто: «… дабы противостоять немецкому Ордену».

Он был убежден — хан поверит ему. Слишком дорого Александр заплатил за такое доверие.

Князь наказал Пинещиничу закинуть перед Миндовгом словцо за Полоцк: как-никак после смерти тестя город его должен быть. Жена, узнав об этом, пыталась отговорить:

— Полно, Александр. Мало тебе хлопот с числом было в Новгороде и Пскове, хочешь еще и Полоцк дать татарам считать. Пусть сидит там Товтивил, тем паче он родней отныне становится.

— Нет, мать, чем более земли у князя, тем сильнее он. Да и Полоцк не сравнишь с Новгородом: тот слуга, этот господин. А господин завсе долго чванится.

Миндовг, сильно возжелавший союза с Русью, не стал отвергать напрочь просьбу Александра, а решил мудро и просто — отдать под его высокую руку Товтивила и Константина с их дружинами. И все. О городах ни слова; умный поймет — раз Товтивил, значит и Полоцк, раз Константин — значит и Витебск.

Александр вполне оценил эту щедрую уступку: пока мы с тобой в союзе, мои вассалы — твои вассалы, но стоит ухудшиться отношениям, тогда не взыщи. Ну что ж, и на том спасибо. Так, пожалуй, даже и лучше: татары не заставят численников туда везти.

Пинещинич привез и подписанный самим Миндовгом договор о совместном походе на Орден, по которому, сразу же по окончании жатвы, Александру, имея под рукой помимо своих дружин еще и Товтивила с Константином, необходимо было выступить на Дерпт и взять его на щит. Миндовг же в это время идет на Венден. Два одновременных сильных удара сломят Орден, поставят рыцарей на колени.

Прочтя привезенный Пинещиничем договор и выслушав его рассказ о переговорах, Александр Ярославич заметил:

— Мудр Миндовг, вельми мудр. С таким в союзе быть и приятно и поучительно. А где мы встретиться с ним должны?

— Под Венденом, если возьмем Дерпт.

— А если не возьмем?

— Если не возьмем, он сам на помощь придет, — отвечал Пинещинич. — Главное, сказал он, ударить в одно время, дабы не дать Ордену отбиваться поочередно.

— Мудр Миндовг, — повторил Александр. — И того ради не подведу его, возьму Дерпт на щит за седмицу.

— Но там три стены, — напомнил осторожно Пинещинич.

— Ну и что? Разве наука татарская нам не пошла впрок? Установим пороки, прошибем и стены.

Великий князь тут же распорядился строить пороки по типу татарских, сам сделал чертежи их (не зря же трижды в Орде побывал), разъяснил все мастерам. Те начали ладить.

А тем временем близилась свадьба Константина и Евдокии. Тайный сговор сменился явным. От Константина прибыли сваты, а за ними и он сам пожаловал. Хотели обвенчать молодых в Витебске, но великая княгиня уговорила венчать в Новгороде, потому как в Витебск не могла ехать из-за маленького сына Даниила, которого не хотела доверять попечению кормилиц. Всякая мать, даже и княгиня, лучше знает, что ее дитю нужно.

Родня жениха согласилась на венчанье в Новгороде (как не уважить великую княгиню), но свадебный пир был выговорен в Витебске.