Вошли в реку. Смолкли песни, опали паруса. Надо веслами грести против течения. Кинули с насадов веревки на берег, по пяти человек с каждой лодьи подхватили веревки, потянули. Где веслом, где шестом, где бечевой — все вперед да вперед.

Князь велел передать по всем лодьям: остановки не будет, а посему есть, пить и отдыхать по очереди на ходу.

Поравнялись с Русой. Народ выбежал к берегу, приветствуют князя с дружиной. А лодьи и не думают чалиться, идут одна за другой мимо города. Только крикнули с головной: «Старшого с засады к князю-ю!» Старшой догнал насад князя уже за городом. Он был не один, с двумя воинами. Подъехав к берегу, не слезая с коня, крикнул:

— Здравствуй, Ярослав Всеволодич! Зачем звал меня?

— Здравствуй, здравствуй, — отвечал князь. — Да глотку-то не дери шибко, в Литве слыхать. Давай-ка в мой насад.

Старшой забеспокоился.

— Дык как я, Ярослав Всеволодич, я, чай, в бронях.

— Литву ты без броней и даже без порток встречал, а своего князя чтой-то засовестился, — съязвил Ярослав.

Поняв, что князю уже донесли о сраме, случившемся с засадой, старшой того более смутился.

— Дык утопну ж я в бронях-то.

Вышутив старшого засады, князь смиловался, велел приткнуть насад к берегу. Передав коня дружинникам, старшой залез в лодью князя. Ее тут же оттолкнули от берега, и она опять поплыла вперед.

— Здравствуй, Александр Ярославич, — кланялся старшой, увидев в насаде княжича. — Здравствуйте, христиане православные.

— Ну полно, полно, — осадил его князь. — Садись-ка подле да рассказывай.

Старшой опустился рядом с князем на лаву, вздохнул:

— Чего рассказывать-то? Тебе, чаю, все уж обсказали.

— А ты сызнова да подробней.

— Дык суббота ж была, князь, кажин христианин должен в баню…

— Тьфу ты! — осерчал князь. — На кой ляд мне твоя баня. Ты о деле сказывай. Как было? Сколько их? Сколь народу забили? Ну!

Старшой обрадовался, что о сраме молчать можно, взглянул с благодарностью на князя.

— А убитых у нас, Ярослав Всеволодич, четверо всего, в том числе поп Петрила.

— Поп? — удивился князь. — А он-то как случился?

— Они церковь грабить кинулись, ризы, иконы. А Петрила-то на них со крестом медным. Троих наповал уложил крестом, а тут его сулицей и достали. Был бы в бронях, уцелел бы, а то в рясе.

— А твои, из засады, живы?

— Ни одного не убило, Ярослав Всеволодич, — сообщил радостно старшой.

— Вот вишь, ни одного. Дабы уцелеть, не в бронях надо быть, а в чем мать родила, так?

Старшой опять смутился от злой шутки князя. Ярослав весело хлопнул его по плечу.

— Ништо. Опростоволосился, муже, терпи. Что я посмеюсь — не беда, худо, коли в притчу попадешь. Тогда уже до самой смерти не отмоешься. Сколь литвы-то побили?

— Десятка два.

— Вооружение у них?

— Сулицы, луки, мечи короткие. Все легкое. Даже брони не на всех.

— Ведомо, в загон сбирались. От нас тяжелеть хотят. Ну да ничего, явились по шерсть — воротятся стрижеными. Догнать бы.

— Догонишь, князь. Они уже затяжелели. Каждый успел по второму коню добыть и понаторочить — сумы трещат. Догонишь.

— Кабы не своротили к себе.

— Не своротят. Жадны. От дарового разум теряют.

— Дай-то бог, — вздохнул князь, скользнув взором по темнеющему берегу. — Вот ссажу тебя — пошлю дозоры. Яневич-то был в Русе?

— Нет.