Да и с запада известия были настораживающими. Даниил Галицкий упорно добивался единовластия в борьбе с собственным боярством, Михаил Черниговский в открытую заигрывал с католичеством, а Ба~ ту вынужден был вывести войска с правобережных земель Днепра. Единственной его опорой могли стать северные княжества Руси, но Гуюк был несоизмеримо сильнее, а обещания сильного всегда весомее обещаний загнанного в угол. В создавшемся положении Бату видел единственную возможность спасти свою власть и себя самого только в каком-то очень хитром ходе. Хитром и неожиданном для Каракорума. Но — каком?…

Именно это он намеревался обсудить с Юченем с глазу на глаз: врождённая недоверчивость оказалась сильнее всех заветов Субедей-багатура. Нет, он не отстранял Чогдара: он поручал ему дела западные, только и всего. Побратим русского воеводы, обласканный великим князем Владимирским, мог оказаться не совсем беспристрастным в самом главном совете.

«Никогда не доверяй своей первой мысли. Первая мысль может прийти и из живота, если ты слишком много выпил кумыса».

Так говорил Субедей-багатур, и Бату вовремя вспомнил его слова. И тогда же подумал, что два советника лучше, чем один, если первый будет слышать советы второго, а второй — не знать, что он слышит. И сам спрятал Чогдара за шёлковыми занавесями позади трона до того, как вошёл Ючень.

— Как заставить Гуюка совершить непоправимую ошибку? — спросил Бату без всяких предисловий.

— Если позволит великий хан, я бы подумал об охоте, — вкрадчиво начал Ючень. — Все готово к удовольствию, ловчие расставлены, загонщики погнали дичь на господина, господин пришпорил коня, а конь — захромал. Что потребует господин?

— Свежего коня, — угрюмо сказал Бату.

— Свежего коня, — учтиво улыбнулся китаец. — Но пока его подвели, дичь ушла. И снова надо расставлять ловчих и рассылать загонщиков. И заново гнать дичь.

Бату хмуро молчал.

— Неожиданность — первый шаг к растерянности, великий хан. А растерянность — первый шаг к ошибке.

— Ты боишься, — бледно улыбнулся Бату. — Чего ты боишься, мудрый? Проговориться?

— Нет, великий хан. Советник только советует, решения принимает повелитель.

— Куда я должен вбить гвоздь, чтобы захромал конь Гуюка? — уже с раздражением спросил Бату. — И что это за конь? Я не вижу вывода, который должен вытекать из твоей басни про охоте

— Я имел в виду растерянность, мой повелитель. — Ючень склонился в низком поклоне. — Хан Гуюк должен ощутить пустоту. Пустота — второй шаг от растерянности к ошибке.

Бату откинулся к спинке трона, полузакрыв глаза. Китаец юлил, чтобы не попасть на крючок, это было понятно. Но понятным оказалось и то, что он обязан был проглотить этот крючок. В конце концов, советники для того и существуют, чтобы брать на себя ответственность в советах, которые впоследствии можно объявить плохими. Даже преступными, если это станет необходимым.

— Хромота не создаст пустоты. Её можно излечить. Или не заметить.

— Ты совершенно прав, великий хан. Конь должен пасть.

— Конь Гуюка?

— Запасной конь хана Гуюка, мой повелитель. Он вынужден будет либо искать замену, либо вообще отложить ханскую охоту.

— Ты имеешь в виду охоту на меня?

— Повелители любят охотиться на тигров, великий хан.

«Он почти проговорился, — с удовлетворением подумал Бату. — Осталось совсем немного». И спросил:

— Какой масти должен быть запасной конь Гуюка?

— Русой, мой повелитель.

— Такой масти нет, китаец.

— Она появится, если ты, великий хан, исполнишь повеление ханши Туракины.