Изменить размер шрифта - +
Рядом с великим князем Ярославом вскоре оказались грузинские царевичи, посол багдадского халифа, представитель армянского царя, князьки и ханы покорённых монголами народов. Заревели трубы, и к столу вышли присутствующие на празднестве младшие чингиси-ды во главе с Орду и самой Туракиной. Они встали с противоположной стороны стола, и ханша заняла место точно против великого князя Ярослава. И враз оборвался трубный рёв.

— Мать великого хана монголов ханша Туракина жалует тебя, великий князь русский, угощением из собственных рук! — торжественно выкрикнул Орду.

Туракина взяла самый жирный кусок баранины и начала впихивать его в рот князя Ярослава. Князь давился, судорожно глотая несолёное мясо, по лицу его тёк жир и слезы, он мучительно задыхался, но не посмел ни закрыть рта, ни отодвинуться от стола…

Великий князь не спал всю ночь. Мутило, тошнило, он страдал, изнемогая от озноба и обильного пота одновременно. Сбыслав ни на шаг не отходил от него, все понимая и задыхаясь от боли в сердце Под утро Ярослав чуть забылся, и Сбыслав тут же помчался искать Орду, оставив великого князя на попечение верного слуги

— Я исполнил повеление моего великого брата, — с гордостью сказал Орду — Я всегда исполняю его повеления, боярин.

— Так исполни их до конца. — Сейчас Сбыслав ненавидел самодовольного хана так, как не ненавидел никогда и никого. — Скажи Гуюку, что князь Ярослав занемог и поэтому мы должны уехать. И сегодня же, сейчас же отправь Кирдяша к Бату-хану.

— Кирдяш — начальник моей охраны…

— Делай, как сказал! — почти истерически выкрикнул Сбыслав. — Я сам пошлю Кирдяша в Сарай твоим именем, занимайся нашим отъездом!

— А я…

— А ты останешься здесь следить за каждым шагом Гуюка.

Сбыслав быстро нашёл есаула, передал ему приказ Орду срочно выехать к Бату и вручил свою золотую пайцзу.

— Меняй коней, спи в седле, но лети стрелой, Кирдяш.

— Ты знаешь, что я расскажу хану, боярин, — недобро усмехнулся есаул.

— Правду!

Кирдяш выехал без промедления, Орду добился разрешения Гуюка на отъезд князя Ярослава, и на следующее утро небольшой караван покинул Сыр-Орду. Его сопровождал важный чиновник великого хана, сотня охранников и много заводных лошадей. Гуюк сразу понял, что случившееся — дело рук его суеверной и глупой матери, а потому русский князь не должен был умирать в его ставке.

На третий день — уже в пути — князь Ярослав впал в забытьё, а на теле его стали проступать странные синие пятна. Сбыслав не отходил от него, но душа была пуста. И душа, и сердце. Все уже выгорело в нем, он наблюдал за агонией спокойно и отстраненно, но последние слова расслышал, приникнув ухом к посиневшим губам:

— О возлюбленные мои, плод чрева моего… храбрый и мудрый Александр и поспешный Андрей… милый Василий и удалый Сбыслав… храните мир, храните Русь…

«Зачем он меня-то в родственный поминальник вплёл?…» — со странной, болезненно щемящей досадой подумал Сбыслав.

И больше никаких чувств не шевельнулось в нем. Даже тогда, когда он закрывал глаза собственному отцу…

 

 

Загнав добрый десяток лошадей, Кирдяш добрался до Сарая в немыслимо короткий для тех времён срок. Весь в пыли, шатаясь от усталости, подошёл к страже, прохрипел пересохшим горлом:

— К великому хану. Из Каракорума.

Он был принят сразу же. Вошёл в малую залу, пал ниц.

— Князь Ярослав мёртв, великий хан. Его отравила ханша Туракина по наущению боярина Федора Яруновича…

Кроме Бату, в зале находились Чогдар, Сартак и Невский. Никто не двинулся с места, только князь Александр побледнел как полотно. И перекрестился.

— Ступай, — тихо сказал Бату.

Быстрый переход