Заплаканную шестнадцатилетнюю девчонку в королевском парке. Дочь потомственных магов, рождённую без дара.

Почему потом не отправился к ней в Луази? Ведь собирался же… Кажется, именно тогда он познакомился с Серен. А может быть, позже…

Страж грустно улыбнулся. Александрин в этой жизни не повезло дважды. В первый раз, когда не прошла обряд инициации. Во второй…

Когда вышла за него замуж.

Наверное, не окажись Ксандра пустышкой, уже давно бы обзавелась супругом. Избежала бы участи, которую он, Моран, ей уготовил.

Маркиз схватился за голову, неловко смахнув со стола опустевший бокал, и с силой сжал виски. Послышался звон разбитого хрусталя, но Страж этого даже не заметил.

Порой ему очень хотелось её отпустить. Приказать убираться, бежать от него без оглядки.

Спасаться.

Вот только мысль эта, мимолётная, тут же исчезала, заглушаемая иными чувствами: холодной решимостью и безразличием.

Какое ему может быть дело до никому не нужной девчонки? Именно это нашёптывал чародею, снова и снова, живущий в его сознании голос. И цветок, рождённый из пламени, в часы, когда Морана снедала ненависть к самому себе и начинали одолевать сомнения, разгорался в сумраке комнаты. Чтобы укрепить мага в его решении. В отблесках колдовского пламени виделся Стражу знакомый образ. Образ дорогой его сердцу Серен.

Ритуал вот-вот должен был состояться. Как только сила покойной маркизы, заключённая в кулоне, вся до последней капли перетечёт в Александрин, когда Ксандра и магия станут едины, он призовёт душу Серен.

Главное, чтобы никто не заметил подмены. Родные девушки. Касьен. Адриен… В последнее время де Грамон стал проявлять к Александрин слишком много внимания, которое так раздражало Стража. Не раз Моран замечал, как друг засматривается на его супругу, когда та прогуливалась по королевскому парку или как неприкаянная блуждала галереями дворца.

К досаде маркиза, Адриен был не единственным, кому нравилось пожирать Ксандру взглядом. Придворные повесы от де Грамона недалеко ушли. Столь пристальное внимание злило Стража, заставляло нервничать, мешало сосредоточиться на службе и поисках преступника.

И непонятно, кого же он всё-таки ревновал: прекрасную оболочку своей наивной супруги или всю её целиком.

Странно, но эта девушка умела вызывать в нём самые разнообразные чувства. А ведь он был уверен, что уже давно разучился чувствовать.

Уже и забыл, когда в последний раз сердце болезненно сжималось от ревности. Когда смеялся искренне, а не изображал веселье. Когда получал удовольствие от чьего-то присутствия и втайне надеялся растянуть эти мгновения наедине с ней. Когда по-настоящему горевал. Именно это чувство испытывал маг, наблюдая за тем, как Ксандра, вглядываясь в зачарованное зеркало, с печалью смотрит на своего неподвижного отца.

Однажды, застав её за этим занятием и вновь ощутив укол совести, а также желание отвлечь девушку, Моран предложил:

— Как насчёт пикника в Валь-де-Манне?

Ксандра вскинула на него недоумённый взгляд:

— Но ведь до поместья больше дня пути. А тебя завтра ждут во дворце.

Страж забрал у неё ручное зеркальце, отражение в котором тут же померкло. Взяв за руку, подвёл к его напольному собрату, заключённому в тяжёлую резную раму.

— Открою тебе один секрет. О нём мало кому известно. Только доверься мне и ничего не бойся.

— Обычно после таких слов и начинают бояться, — улыбнулась девушка.

А в следующую секунду Моран почувствовал, как рука Александрин в его руке дрогнула, когда он коснулся тёмного дерева, обрамлявшего зеркальную гладь. Та, замерцав, подёрнулась туманной пеленой, в которую де Шалон бесстрашно шагнул, увлекая за собой ошеломлённую супругу.

— И что, все Стражи способны проделывать такие трюки? — когда первый шок прошёл, пробормотала девушка, с удивлением оглядывая спальню маркиза в его родовом имении, в которое они перенеслись за считанные мгновения.