Тортик издавал запах шоколада и ванили. Когда Карина вынула из духовки два коржа и отправила их охлаждаться, кухню наводнили хорошо знакомые ароматы, так напоминающие дом и счастливые времена, так что она чуть не заплакала.

Стукнула дверь. Карина подняла голову как раз в тот момент, чтобы увидеть, как в дверном проеме нарисовался Лукас. Его лицо было мрачным. Он глянул на торт, затем на нее. Она уставилась в ответ, внезапно ужаснувшись, что все ее мысли через ее глаза прольются наружу.

Кажется, он не заметил.

— Хочешь новые шмотки?

— Да, — ответила она. И про себя добавила: «О боже, да…»

Он дернул головой в сторону двери:

— Они там, в головном доме, для тебя подготовили несколько вещиц. Какой размер — не знаю, так что тебе придется пойти и примерить. Пошли, я тебя проведу.

— Можно и я пойду? — соскользнула со стула Эмили.

— Да, — сказал Лукас. — У них есть одежда и для тебя тоже.

— И Седрик?

— Седрику одежда не нужна, — сказал Лукас.

— Можно он с нами пойдет? — спросила Карина.

— Конечно.

Карина вымыла руки, вытерла их полотенцем и вышла вслед за Лукасом из дома. Ярко светило солнце. Седрик уже ждал их внизу ступенек. Эмили сошла вниз, а медведесобака перекатилась на лапы и принялась носиться рядом с нею, будучи по высоте — почти как она.

Лукас повел их по двору и далее вниз по грязной тропинке, которая раной проходила вокруг холма, слева гранича с чахлыми дубочками и кустами, поднимающимися вверх по склону, и скатывалась в прерию справа. Седрик с Эмили дернули вперед на парочку дюжин ярдов. Карина наблюдала за ними, не забывая о шагающем рядом Лукасе, похожем на некоего тигра, которого научили ходить прямо. Воздух был сухим, и жара обрушивалась на них с бледного, жгущего неба, раскрашивающего тропинку полосками ярко-желтого солнечного света.

— Мы находимся во фрагменте реальности, — констатировала Карина.

— Да, — сказал Лукас.

— Почему тогда светит солнце? Откуда здесь воздух?

— Потому что флуктуация происходит на универсальном уровне, — ответил Лукас.

— Так это дубликат солнца?

— Нет, это такое же солнце, как и на Земле. Мы просто получаем к нему доступ на другом уровне. Представь себе дом с множеством комнат. Мы прошли из главной комнаты в меньшую — боковую спальню, но мы все еще находимся под одной и той же крышей.

Карина вздохнула:

— От этого у меня болит голова.

— Тогда с тобой нечего разговаривать об измерениях со всякими «потрошителями».

— Потрошители?

— Они прорезают трещины между измерениями, которые позволяют людям вроде тебя и меня путешествовать туда, сюда и обратно. Вот получаешь одну из них, берущую свое начало на субъекте, и сразу же нахлынет безумие, пока не захочется воткнуть свою голову в ведро с водой — только бы смыть его из головы. А когда человек непрерывно себя режет, потому что боль помогает ему пробиваться между измерениями, от него нельзя, так или иначе, ожидать ясности.

Карина взглянула на него:

— Тебя, кажется, что-то раздражает.

Лукас сдвинул свои толстые, черные брови:

— Мы выяснили, как ящерица пробралась через сеть. Она проделала под нею туннель. Длинный, глубокий туннель, почти двадцать пять метров.

— И?

— Было больше, чем один туннель, — сказал Лукас.

Более одного туннеля означало других ящериц, поняла Карина и спросила:

— Вы их выследили?

Лукас кивнул.