Изменить размер шрифта - +

— О чем тут говорится?

Из уст Лукаса пролилась строка из странных слов, лирических и на удивление знакомых. Она ждала объяснения.

— Тут гласится: «Мандат — это все».

— Что такое мандат?

— Первоначальный мандат. Это трудно объяснить по-английски. В первичном языке имеется слово: «аиль». Оно означает «мы», «нас», но также это означает цивилизацию, наилучших из нас, наилучших нашего типа. Мандат — это: «аиль должны выжить».

Это ей ничего не объяснило.

— Вот это?

— Вот это. В этом мире, при данном наборе обстоятельств, люди, среди которых ты жила, являются «аиль». Мы существуем для того, чтобы обеспечивать их выживание. Когда в нас больше не будут нуждаться, мы вымрем, как и многие подвиды до нас.

Чем больше вещей он объяснял, тем больше она запутывалась. Ну а пока ей просто приходилось собирать по крошкам информацию и надеяться, что рано или поздно все будет иметь смысл.

Лукас продолжал идти по широкой дорожке, вымощенной гладкими камнями. Карина бросилась следом. Они бок о бок прошлись по дорожке, и перешли через мост. Тут и там в укромные уголки строений врывались сады, формируя зоны для отдыха. Слева, на лавочке, сидели две женщины и о чем-то вели дискуссию. Они выглядели так по-нормальному. Обе носили джинсы; на старшей из этой парочки был цветастый топ, белого цвета на синем фоне; женщина помоложе надела знакомую Карине желтую блузку — на прошлой неделе такая приглянулась ей в торговой сети «Джей Си Пенни».

Прошлая неделя. Целая жизнь тому назад.

Женщины увидели Лукаса. Их лица конкретно натянулись, как будто они напряглись, чтобы сохранить спокойствие. Затем они рассмотрели ее. Карина встретилась с их внимательными взглядами и увидела жалость в их глазах. Внезапно это взбесило ее. Если бы прямо сейчас Лукас схватил бы ее за горло, они и пальцем бы не пошевелили, чтобы ей помочь. Они бы просто сидели там и наблюдали, как он душит ее до смерти, и испытывали бы к ней жалость. Она вскинула подбородок и уставилась в спину Лукаса. Нет уж, спасибочки. Ей не нужна ничья жалость.

Карине припомнились слова Генри: «Самым страшным является Лукас».

— Они тебя боятся, — сказала она.

— Я тут являюсь специалистом по безопасности; у меня есть право выносить приговор, — сказал он. — Я могу на базе убить каждого, по любому поводу, без какого-либо возмездия.

— Ты их защищаешь, а взамен получаешь только страх. Почему ты продолжаешь это делать?

Лукас продолжил свою ходьбу.

— Потому что у каждого должна быть цель. Мандат говорит мне: то, что я делаю, является правильным и должно быть сделано. А поскольку я самый большой и самый сильный — это моя обязанность ставить себя между людьми и опасностью. Я буду это делать для тебя.

Он будет. Она ему верила.

— Лукас…

Она хотела сказать ему, что если бы он когда-либо защитил ее или Эмили, то она бы его не боялась. И хотела добавить, что он не должен так мириться с людьми, чтобы те от него аж сжимались. Но внутренний голос холодной рациональности предупредил ее, что тогда она потеряет хватку над действительностью. План заключался в том, чтобы совершить побег. В плане и речи не могло быть о том, чтобы западать на Лукаса и становиться тем самым единственным человеком, который бы его утешал.

Он смотрел на нее.

— В данный момент у меня реально все перепуталось, — проговорила она ему. — Так что это, в действительности, не имеет никакого значения.

Он кивнул:

— Окей.

— Согни в локте свою руку.

Он сделал это. Карина приблизилась с мыслью: «Что я творю?» и примостила свою руку на его предплечье.

Быстрый переход