Слева вторая свинья достигла вершины холма, посылая в полет другую группу заключенных. Пожилой мужчина в разодранной фланелевой рубашке споткнулся, упал и покатился в грязи по откосу. Свинья запеленговала его внизу. Длинные челюсти опустились. Раздался вопль, вибрирующий явственным ужасом человека, который знал, что его жизнь заканчивается, и исчез, обрезанный на полуноте.

Справа блондин вбежал вперед головой в сеть и дернулся, охваченный глубоким карминным свечением. Его тело содрогалось в конвульсиях, ноги и руки молотили, словно его трясло от находящегося под напряжением провода. Мужчина, находящийся непосредственно за ним попытался притормозить, но по инерции его занесло прямо в красное свечение, и он затрясся, охваченный аналогичным приступом.

Карина хлестанула Лукасу:

— Ты можешь что-то сделать? Хоть что-нибудь? Они умирают!

— Мы можем дать им быструю смерть, как только они продерутся, — сказал Лукас.

— Но…

— Лукас прав, — сказал Артур. — Мы избавим их от боли.

Вокруг Артура замерцал воздух. Люди попятились. Он склонил свою голову и застыл в неподвижности.

В прерии заключенные пытались уклониться от красного свечения, но свиньи гнали их вперед. Одно за другим тела врезались в сеть. Карина отвернула Эмили:

— Не смотри, малышка.

— Что они делают?

«Соври, — сказала она себе, — соври». Но слова сами по себе пролились:

— Эмили, они умирают.

— Почему?

— Потому что их убивают плохие парни.

— А эти плохие парни собираются добраться до нас?

— Нет, малыш, — сказал Генри. — Артур и Лукас их убьют.

Красное свечение под весом многих тел гнулось вперед, и все больше людей прибывало со стороны прерии, как стадо овец погоняемое деодонами. Артур не двигался. Его глаза уставились вдаль, куда-то далеко-далеко.

— Сколько осталось до детонации? — спросил Лукас.

Генри закрыл глаза, а потом открыл со словами:

— Три минуты.

Похрустывая шеей, Лукас крутанул голову вправо, затем влево.

Под весом тел сеть с яркой вспышкой обрушилась. В образовавшийся проем упали люди, опрокидываясь друг через друга и извиваясь в конвульсиях на земле. Четыре громадные свиньи, которые гнали их стадом в сеть, ворвались галопом в проем, вытаптывая попадающиеся под копытами тела. Деодоны ринулись в атаку вверх по склону.

Лукас хрюкнул. Показалось, что его кожа толстыми пластинами отслоилась от костей. Воздух наполнился кровавым туманом. Карина вытаращилась, не в состоянии отвести взгляда. Кости выгнулись, связки скрутились, и грянул тот самый зверь. В ее памяти он формировался в виде темной, аморфной тени, но тут, при дневном свете, она видела каждую выпуклость наводящих ужас мышц, каждый клык, каждый серповидный коготь, каждый волосок на черном гребне его гривы.

Ее с ног до головы обмыло страхом, поджигающим каждый нерв.

Зверь повернул голову. С ужасного лица на нее смотрели зеленые глаза Лукаса.

«Не вздрагивай», — сказала она себе. Он собирался бороться с ними. И может умереть за несколько последующих мгновений. Она не хотела, чтобы он туда шел, думая, что она испытывает отвращение к тому, чем он был. Какими бы ни были недостатки Лукаса, он собирался поместить себя между свиньями и ее дочерью. Он заслуживал на большее, чем показанный ему слепой страх тех двух женщин из сада.

Она встретилась с его пристальным взглядом. Они смотрели друг на друга.

— Удачи, — сказала она.

Выколачивая склон, заревели деодоны.