|
Днем и ночью одна за другой со все возрастающим неистовством шли вакханалии; фейерверки, песни, крики, музыка, рев диких зверей, выведенных на забаву толпе, - все сливалось в единый хор. Огромные вертела с насаженными на них кусками мяса дымились на чудовищных жаровнях, а тем временем за столами, поставленными прямо во дворе дворца, рекой лилось вино. Солдаты свирепо хватали ремесленников, вытаскивали из мастерских и ударами кнута гнали веселиться. Грязные бесстыдные цыганки толпились в жилищах простого люда; утверждая, что визирь приказал им повеселить хозяев, они нагло хватали все, что попадалось под руку. Али радостно взирал, как народ его скатывается до скотского состояния в вихре диких увеселений, и радость паши была велика, так как алчность его постоянно получала новые утехи: каждый приглашенный должен был положить у входа во дворец подарок, соответствующий его рангу и достоянию, и четверо клевретов паши следили, чтобы никто не уклонился от этой обязанности. Наконец, на девятнадцатый день Али захотел увенчать празднество оргией, достойной себя. Он приказал украсить с немыслимой роскошью галереи и залы своего озерного дворца. Полторы тысячи гостей съехались туда на торжественный пир. Паша явился во всем блеске - в сопровождении благородных рабов, как называют на Востоке придворных, и, заняв место на возвышении над их презренной толпой, оцепеневшей под его взглядом, подал знак начинать празднество. По его слову порок пустился в самые омерзительные забавы и разврат распростер над гостями крыла, напоенные вином. Языки развязались, воображение разнуздалось, все дурные страсти обнажились, как вдруг наступила тишина и гости в страхе прижались друг к другу. В дверях зала появился бледный мужчина в залитой кровью растерзанной одежде. Глаза его дико блуждали. При его приближении все разбежались и он беспрепятственно подошел к визирю и, простершись перед Али, передал ему какое-то послание. Али вскрыл письмо и, прочтя его, переменился в лице: губы его задрожали, брови нахмурились, на лбу страшно вздулись вены; он тщетно пытался улыбнуться и придать себе обычный вид, и наконец, не в силах справиться с волнением, ушел, приказав глашатаю объявить, чтобы игры и развлечения продолжались в его отсутствие.
Теперь нам предстоит рассказать, чем же было вызвано волнение паши и о чем говорилось в письме. Али давно уже пылал страстью к Зубейде, жене своего сына Вели-паши, и после отъезда его попытался утолить свое сластолюбие. Женщина с негодованием отвергла его притязания, и тогда он прибег к хитрости: напоил дурманящим напитком и воспользовался ее беспомощностью. Несчастная Зубейда узнала о приключившейся с нею беде лишь обнаружив, что понесла. Полупризнания служанок, под страхом смерти помогавших визирю, собственные смутные воспоминания и некоторые иные приметы отмели последние сомнения: бедная Зубейда носила в лоне плод кровосмесительной страсти свекра. Не зная, к кому кинуться за помощью, она в порыве отчаяния написала виновнику своего позора послание, где заклинала его сейчас же прийти в гарем. Лишь он был вправе входить туда: как главе семейства ему дозволялось видеть невесток и присматривать за ними; видно, ни одному законнику не пришло в голову, что между родителем и детьми его может произойти нечто преступное. Увидав Али, Зубейда бросилась к его ногам, не в силах вымолвить ни слова от горя и отчаяния. Паша сознался в своем прегрешении, извиняя насилие пылом снедавшей его страсти, и слезы преступника смешались со слезами жертвы. Умоляя женщину успокоиться и молчать о случившемся, он пообещал уничтожить плод его похоти. Обливаясь слезами, Зубейда молила его отказаться от нового преступного замысла и не пытаться смыть следы первого преступления еще более жестоким прегрешением. Но тщетно: Али не внял ни мольбам, ни слезам. Однако весть о случившемся уже разнеслась, и Пашо-бей, у которого было множество соглядатаев в Янине, узнал обо всем в мельчайших подробностях. Он отправился к Вели-паше, радуясь, что представился случай утолить ненависть к его отцу. |
