Дальнейшее зависело оттого, как пойдет дело у Ковальского. Либо он найдет возможность переселиться в Югославию и там легализоваться, либо будет часто наезжать туда. Иностранный отдел ОГПУ обещал выделить ему со склада некоторые ценности на продажу, чтобы никто не спрашивал, откуда у него деньги. Со временем он должен был устроиться на работу.

— Мнение венской резидентуры? — поинтересовался опытный Шувалов.

— Я послал описание легенды Ковальского и план операции резиденту, — объяснил Костров. — Он уже знает, что мы пошлем к нему людей для активизации вербовочной и агентурной работы. Я объяснил, что Ковальский — один из возможных кандидатов. Запросил мнение резидента о наиболее удобных для выполнения его задания формах прикрытия. Теперь жду ответа.

Ответ вскоре пришел, и ответ был отрицательный. Венский резидент не мог скрыть своего раздражения: центральный аппарат строит планы, не принимая в расчет положение в Австрии. Намерение центра послать ему людей для активизации вербовочной работы он вообще рас ценил как скрытую критику резидентуры.

В шифровке из Вены сквозило трудно скрываемое неудовольствие:

«Вашу идею с посылкой сюда бежавшего офицера считаю заранее обреченной на неудачу. Вена не такой пункт, куда бегут белогвардейцы из СССР. Это сразу покажется подозрительным. Но даже если бы ему удалось убедить местные власти, что все это естественно, то разрешения въехать в Югославию он все равно не получит, так как русским, даже весьма заслуженным белым, сербы категорически отказывают в визах.

Путь, таким образом, и дорогой, и сложный, и на 99 процентов безнадежный. Вацек».

Получив из шифровального отдела телеграмму, разобиженный Костров побежал к Шувалову жаловаться.

— Легких и удобных путей для засылки агентов вообще не бывает, — горячился он. — Резидент уже ревнует нас к этому Ковальскому. Обиделся. Имеет чекист право обижаться?

Обиделся? Шувалов подумал, что в словах его сотрудника есть доля правды. Почта из Центра приходила в резидентуру раз в неделю. Радиосвязь и телеграф использовались только для передачи самых коротких сообщений. Да самый опытный чекист, когда он сидит в Вене уже третий год, утрачивал представление о том, как быстро меняется положение в СССР и задачи ОГПУ.

Даже резидент, которого обязаны информировать обо всем, что происходит в стране и внутри ОГПУ, быстро терял нить. Что уж говорить о помощниках резидента, которым он некоторые телеграммы из Центра просто не имел права показывать. В результате между Центром и резидентурами возникала отчужденность, которая мешает делу.

Вот и получалось, что шифровка из Центра с предложением прислать нового человека воспринималась с обидой: выходит, мы ничего не умеем, раз Москва навязывает нам новичка, который разом всю работу наладит…

Резидентуры считали, что работники центрального аппарата не понимают конкретных условий разведывательной деятельности в стране, и обижались на то, что Центр подозревал сотрудников резидентур в желании делать как можно меньше и наслаждаться комфортабельной заграничной жизнью.

В иностранном отделе знали эти психологические проблемы собственного загранаппарата и считали, что работников легальных резидентур, то есть сотрудников разведки, которые работали под официальным прикрытием — в полномочном представительстве, в консульстве, в торговом представительстве, нужно почаще вызывать в Москву: пусть не отрываются.

Выяснять отношения в шифрограммах смысла не было, поэтому решили, забыв об эмоциях, максимально дипломатично втолковать венскому резиденту, что Ковальский все равно к нему приедет, и предложить новый вариант его заброски.