Выяснять отношения в шифрограммах смысла не было, поэтому решили, забыв об эмоциях, максимально дипломатично втолковать венскому резиденту, что Ковальский все равно к нему приедет, и предложить новый вариант его заброски.

В Вену отправили телеграмму следующего содержания: «Ваше соображение о невозможности поездки «Сильвестрова» в Югославию в качестве белого эмигранта примем во внимание. Однако в связи с тем, что мы придаем этой поездке большое значение, просьба разработать и сообщить наиболее удобный применительно к югославским условиям способ и форму этой поездки.

Предположим, «Сильвестров» приедет по купленному им персидскому паспорту. Так как мы не предполагаем ограничиваться этой одной отправкой, просьба, учитывая возможности на будущее, сообщить нам характеристику въездных условий в Югославию вообще и формы наиболее целесообразных прикрытий».

Резидент в Вене был человеком разумным и опытным. Он знал, когда можно проявить характер, а когда следует умерить свой пыл. Следующая шифровка из Вены была составлена в спокойных тонах:

«Послать «Сильвестрова» с персидским паспортом можно. Необходимо только, чтобы он по приезде мог убедительно объяснить, как он этот паспорт достал. Необходимо также, чтобы он мог сослаться на связь с какой-либо контрреволюционной организацией в СССР. Лучше всего, однако, было бы отправить его прямо в Югославию — через Константинополь. В Югославии он может оформиться, а оттуда уже приехать для встречи с нами.

Говорить о таких перебросках в принципе очень трудно. Надо один раз попробовать. Многое будет зависеть от самого источника, его способностей, ловкости. В дальнейшем, когда наша сеть на Балканах разовьется, мы сможем сами таких людей рекламировать и продвигать по мере сил и возможностей.

Нужно считаться с крайней подозрительностью югославских властей по отношению к белым и в особенности к такого рода выходцам из СССР, как наш офицер. Предупредите его, что весьма возможно, его сразу посадят, и первые три-четыре месяца ему нужно будет только присматриваться, ничего не делая.

Я думаю, вам самим ясно, что если подобного рода переброски и принесут пользу в будущем, то на сегодняшний день это «политика дальнего прицела», не разрешающая наших текущих задач и насущных нужд Вацек».

Скептицизм резидента тоже был понятен.

Заброска агентов на длительное оседание больше интересовала Центр, чем резидента, которого, скорее всего, раньше вернут в Москву, чем такой агент даст первые результаты. Резиденту нужны агенты, которые дадут информацию сразу же, немедленно. Ведь и Центр требовал от него результата каждую неделю.

Председатель ОГПУ Вячеслав Менжинский был хмур и краток.

— Я только что вернулся от товарища Сталина, — начал он. — Товарищ Сталин поставил задачи по борьбе с белой эмиграцией, которая не капитулировала, а надеется силой побороть советскую власть.

Менжинский обвел глазами своих заместителей и руководителей иностранного отдела. Во внешнему виду они делились на две категории — в зависимости от того, побывали они уже за границей или нет. Первые щеголяли в хорошо сшитых костюмах из добротного материала, носили галстуки, белые рубашки, шляпы. Другие по-прежнему удовлетворялись гимнастерками и кепками.

— Работа против белой эмиграции остается главной задачей разведки. Белое движение сегодня — это несколько хорошо обученных и вооруженных империалистами дивизий, готовых немедленно вступить в войну против нас. Польша, Румыния, Франция дают им деньги и оружие не только на разведывательно-диверсионную работу, но в первую очередь на подготовку войны против Советского Союза.

Менжинский говорил тихо, заставляя прислушиваться к себе:

— Сотрудников, неспособных оценить степень опасности белой эмиграции, следует откомандировывать из центрального аппарата, заменять молодыми, инициативными кадрами.