Подобные угрозы выводили Рицотто из себя.

— Сделай одолжение, оставь меня в покое с вашей фамильной честью! В противном случае я вас обоих заключу в тюрьму до тех пор, пока Аделина не выйдет замуж или не станет монахиней!

Половина деревни могла слышать крики, доносившиеся из участка. Они возбудили любопытство нотариуса, совершавшего свою предобеденную прогулку, и он зашел туда. Вид Кристофоро в наручниках навел его, вероятно, на мысль, что тот убил Таламани.

— Так это он?

Рицотто с удовольствием послал бы нотариуса ко всем чертям, но он не мог себе этого позволить.

— Он… кто он?

— Убийца Эузебио.

Кристофоро сделал страшное усилие, пытаясь разорвать цепочку, сковывавшую его руки. При этом он клялся разорвать нотариуса на части и утверждал, что понадобится несколько ящиков, чтобы увезти то, что от него останется. Мэтр Агостини очень плохо воспринял эти угрозы и предложил Тимолеоне зафиксировать слова Кристофоро, так как он собирается подать на него в суд и потребовать возмещения убытков. Потом, когда ему объяснили причину всего этого шума, он признал правоту Чекотти, выразил свою уверенность в том, что Аделина лжет, и сказал, что она нисколько не лучше, чем ее брат и отец. Карабинеру Бузанеле пришлось усесться на живот сыну кузнеца, чтобы помешать ему встать. Никто из взволнованных и рассерженных людей не заметил, как в кабинете неожиданно появился Теофрасто, маленький служка дона Адальберто.

Увидев мальчика, Тимолеоне набросился на него:

— А тебе что здесь нужно?

— Меня послал доктор.

— Почему?

— Из-за падре.

— Что с ним?

— Он умер.

— Что ты мелешь?

— Доктор подобрал его на дороге и отвез домой. Донна Серафина плачет, не переставая.

— Но от чего он умер?

— Ему проломили череп, как Джельсомине.

Глава седьмая

Как и сказал Теофрасто, была сделана попытка «проломить череп» дону Адальберто, но у горцев крепкие черепа, и когда начальник карабинеров, мэтр Агостини и инспектор Чекотти пришли в жилище священника, они с облегчением услышали от доктора Фортунато Боргато, что удар, нанесенный падре, оказался гораздо менее сильным, чем тот, который достался Джельсомине. Дон Фортунато цинично предположил, что у убийцы душа не лежала к этому занятию. Он запретил посетителям беспокоить больного в ближайшие часы и потребовал, чтобы ему обеспечили полный покой. Донна Серафина продолжала без устали причитать. Тимолеоне рассердился и приказал ей замолчать, так как ее хозяин, видимо, вне опасности. Добрая женщина ответила, что он мог умереть; эта возможность заставляет ее плакать, и она не может остановиться по первому требованию.

Вернувшись в участок, Чекотти прежде всего освободил Россатти. По его мнению, покушение на жизнь дона Адальберто и убийство Джельсомины были звеньями одной цепи. Амедео не был виновен в этих двух преступлениях. Представить же себе, что в Фолиньяцаро появились одновременно два убийцы, было почти невозможно. Падре не могли пытаться убить с целью ограбления, его бедность была всем известна. Поэтому кража на почте была, вероятно, хитростью, имевшей целью обмануть полицию. В таком случае нападения на заведующую почтой и священника не могли не быть связаны со смертью Эузебио Таламани. Каким образом? Почему? Маттео не знал, но догадывался, что истину следует искать именно в этом направлении и что Россатти в этом сценарии отводилась роль козла отпущения. Следовательно, нападая на Джельсомину и дона Адальберто, в то время, когда все знали, что Амедео взаперти, убийца просто не мог поступить иначе.