В самом деле, в тот самый год, как родилась Мария, их первый ребенок, Людовик с Алиенорой, во время торжества в Бурже, на которое традиционно собирались во время рождественских праздников их главные вассалы, объявили о своем намерении взять крест. Людовик таким образом хотел исполнить обет, некогда данный его старшим братом, Филиппом, — тем самым, чья преждевременная кончина сделала его наследником французского престола; и, несомненно, на это решение в немалой степени повлияло и раскаяние, которое испытывал Людовик после того страшного пожара в Витри. Вскоре после торжественного открытия монастырской церкви Сен-Дени все христиане были взволнованы распространившимся известием о том, что Эдесса, прославленный город Святой Земли, попал в руки Зенги, правителя Алеппо и Мосула. За пятьдесят лет до того Эдесса была завоевана Балдуином Булонским, родным братом легендарного героя первого крестового похода, Годфрида Бульонского, при помощи многочисленных армян, которые жили в этом городе и подвергались преследованиям со стороны турок. Северная Сирия, этот пограничный фьеф латинских королевств, теперь оказалась беззащитной перед набегами Зенги, который держал в своих руках три крепости, расположенные вблизи Антиохии, чье завоевание стоило немало трудов и такой крови первым крестоносцам; этот турок, о котором ходило столько легенд, был грозным воином: говорили, будто он обязан своим рождением прекрасной амазонке, маркграфине Иде Австрийской, прославленной красавице и бесстрашной всаднице, которая взяла крест одновременно с Гильомом Трубадуром и пропала без вести во время его неудачного похода; считалось, будто она стала пленницей и попала в какой-то гарем, где и родила мусульманского героя.
Падение Эдессы представляло серьезную угрозу для латинских королевств, тем более что королем Иерусалима в то время был тринадцатилетний мальчик, юный Балдуин III, в то время еще не вышедший из-под опеки своей матери, Мелизинды. Но никто из тех, кто так тревожился об участи Святой Земли, кто так жалел армян, ставших жертвами страшной резни, учиненной турками после своей победы, казалось, не спешил снова устроить большой поход, наподобие того, какой состоялся полвека тому назад. С тех пор, как Иерусалим был отвоеван, помощь Святой Земле оказывали лишь от случаю к случаю, когда такое желание внезапно возникало у какого-нибудь младшего сына в семье, реже — у какого-нибудь знатного сеньора, и он — из личного благочестия или из любви к приключениям — давал обет отправиться в крестовый поход, вербовал солдат, созывал других паломников, движимых тем же желанием, и предоставлял себя в распоряжение латинского королевства, которое к тому времени, несмотря на непрочность своего положения, казалось прочно установившимся.
Потому всех удивило решение, которое принял Людовик, король Франции. Он был первым королем, намеревавшимся отправиться в паломничество с оружием в руках. Жоффруа, епископ Лангра, произнес в Бурже проповедь, в которой предложил баронам последовать примеру своего сюзерена, но они неохотно отвечали на этот его призыв. Сам папа — в то время им был Евгений III, ранее принадлежавший к ордену цистерцианцев, — не без колебаний поддержал это намерение. А затем, поскольку он не мог посвятить себя проповеди крестового похода, поручил заняться этим Бернарду Клервоскому. История сохранила для нас знаменитый эпизод, разыгравшийся на Пасху следующего года, 31 марта 1146 г. Подмостками для него стали холмы Везеле: именно там святой Бернард с кафедры, сооруженной для него и для короля, обратился с пламенным призывом к сеньорам и толпам народа, заполнившим уступы склонов. Поначалу слышалось лишь, как ветер треплет флаги и знамена, но вскоре раздался рев толпы, требовавшей крестов, и с таким рвением, что запасенных крестов не хватило, и монаху пришлось делать недостающие из собственного одеяния. Его речь вызывала посреди христианской Европы бурю воодушевления, которой запомнился Клермонский собор и которая заставила подняться великую волну первого крестового похода. |