Михаил Серегин. Алкаш в газете
ГЛАВА 1
– Открыто! – заорал я что есть мочи, лежа на диване в гостиной. В дверь наконец перестали звонить, и по коридору, ведущему от входной двери в зал, послышались шаги. В дверном проеме показалась седая голова моего приятеля, журналиста Леонида Борисова. – Ты что, теперь свою толстую жопу даже до двери донести не можешь, чтобы впустить гостей? – спросил он. – А мне лень! – ответил я и, сцедив в свой рот несколько последних капель пива, отшвырнул банку в сторону. – У меня экзистенциальный кризис!.. Кстати, ты выпить что-нибудь принес? – напряженно посмотрел я на Седого. Так звали Борисова за его седую голову. Он вынул из пакета банку «Хольстена» и швырнул ею в меня. Я поймал банку и удивленно произнес: – Что, и это все? Седой скорчил презрительную рожу, залез рукой в пакет и швырнул в меня еще одним «Хольстеном». – На, подавись! – Мог бы что-нибудь и покрепче взять... – обиженно сказал я, вскрывая банку. – Нечего нажираться! Всего-то двенадцать дня! – назидательным тоном сказал Седой. – И вообще, кончай умничать и пугать народ терминами типа «экзистенциальный кризис». Бедняга Дынин после звонка к тебе вчера целый вечер словарь по психиатрии листал, пытаясь определить, какая болезнь тебя поразила... – Для этого мента можно перевести это словосочетание как «жизненный кризис». Так и объяснил бы ему... – Вот, а он думал, что у тебя как минимум маниакально-депрессивный психоз. – Поэтому он сам не пришел, а прислал тебя, как видного психиатра? – Нет, я сам... зашел, – смутился Седой. – Узнать, как дела... – Надоело все! – заявил я, отхлебывая большой глоток пива. – Представляешь, лень даже за выпивкой в магазин спуститься... – Да ну? – наполнил свои глаза несколько картинным ужасом Седой. – Тогда дело серьезное... Чтобы Мальков бросил пить?! – Нет, пить я не бросил. Просто лень сходить. – Все равно это нечто страшное... Слушай, а может быть, тебе жениться? Может быть, у тебя все это на почве хронической сексуальной неудовлетворенности? Я скептически покачал головой: – Я вполне удовлетворен. А жениться не могу по чисто экономическим соображениям. Доходы не позволяют одновременно пить дорогие виски и джины и содержать жену. У меня, между прочим, двое детей, которых я кормить должен. – Да-а, – протянул Седой. – Как представишь, что в твоей квартире шляется каждый день какая-нибудь бабешка и порядки свои наводит... Все переставит, все переложит, потом ничего не найдешь. Вот у меня, например, была... – Седой оживился, оторвав спину от кресла. – Все время что-то перекладывала с места на место, с места на место! И, кроме этого, ни хрена ничего не делала. Только и слышишь весь день: «Леня! Ленчик! Сделай то, сделай это!» Тьфу, бл...дь, за...бала! А как пожрать попросишь, так она не успела, весь день уборкой занималась. Я после этих уборок даже с помощью нее свои трусы два дня искал! Так что не надо тебе этой всей туфты. – Ну, может быть, она брала свое в постели? – высказал я предположение. – У каждого ведь свое предназначение... – Да! – Седой откинулся в кресле и закрыл глаза, предавшись, видимо, воспоминаниям. – Трахались мы с ней славно... Не надо было на ней жениться, надо было ее в любовницах так и оставить. Когда мы с ней просто дружили, она для меня больше делала. |
