Док кисло усмехнулся, наблюдая, как тянутся вверх струйки дыма, извиваясь на фоне белых стен лаборатории.

Малограмотная и суеверная Жозефина на практике оказалась лучшей акушеркой, чем современный дипломированный врач. Жозефина, взращенная в невежестве тем обществом, которое сурово покарало бы ее, попытайся она применить на деле свое мастерство.

Жозефина никогда не возглавит родильное отделение больницы. Ее не допустят туда даже в качестве сестры. Очень печально, настоящая трагедия, но, видит бог, жизнь полна такими трагедиями.

Генерал, у которого ничего не осталось, кроме выпивки и несбыточной мечты о книге.

Сьюзен Кенфилд, большой талант, угасающий в алкогольном болоте.

Холкомы, у которых так много всего, что они не знают, что с этим делать.

Хамфри Ван Твайн, Берни Эдмондс, Лукреция Бейкер... сплошные трагедии. У всех. Не говоря уже о некоем докторе по имени Мэрфи, который, будучи слишком глуп и упрям, чтобы покориться неизбежному, являл собой самую безнадежную трагедию.

Факты — упрямая вещь. Он не мог принести в жертву Ван Твайна, не запятнав свою совесть, из-за которой он и попал в тиски. Нельзя быть добрым самаритянином и одновременно делать фальшивые деньги. Либо ты врач, либо шарлатан. Либо ты придерживаешься неких незыблемых принципов, либо нет. Вилять здесь нельзя. Если ты считаешь возможным обречь человека на почти неизбежный идиотизм, значит, у тебя нет морального права бороться с алкоголизмом.

В душе у тебя что-то надломится. Сколько бы ты ни пытался найти разумное объяснение или оправдание своим действиям, ты потеряешь то, что невозможно восполнить.

Таковы факты. Таково положение вещей, и бесполезно это отрицать. Если он хочет сохранить клинику, придется поступить не по совести.

Док соскользнул со стола и, подойдя к раковине, подставил лицо под холодную воду. Да, таково положение дел, и все же он никак не мог принять единственно возможное решение. С самого утра ничего не вырисовывалось, а уж сейчас, после того, как он одержал победу над Джефом Слоуном — скорее теоретическую, поскольку, когда дело касается алкоголиков, ни в чем нельзя быть уверенным до конца, — он был по-прежнему далек от решения. Было бы даже неплохо, если бы Джеф... Нет, черт, конечно же он этого не хочет, но это существенно упростило бы дело.

Странно устроен человек: чем меньше у него надежды, тем больше он ломает копья.

Послышались шаги Жозефины, и он отошел от двери, вытирая лицо. Она постучала, и он пригласил ее войти.

— Ну как, док, — улыбнулся он, — как там наши пациенты?

— У них все в порядке, — засияла Жозефина. — Мисс Кенфилд проснулась и захотела глянуть на ребеночка, а потом забрала его к себе в постель. И не отдает ни в какую.

— Нет, нет, так не годится, — нахмурился док. — Ей надо отдохнуть, а ребенок...

— Ребеночек должен быть со своей мамочкой, — возразила Жозефина, — как раз там, где он сейчас и есть. И бросьте вы переживать о мисс Кенфилд. Она дюже крепкая. Нас с вами еще переживет, как пить дать.

— Но так не делается...

— Как — так не делается? Вы, поди, знаете, где я родилась, дохтур? Прямо на хлопковом поле. И мамаша сразу же бросилась хлопок собирать. Набрала в тот день триста фунтов с лишком, а потом понесла меня домой и еще ужин приготовила для всего семейства.

— Ну, это несколько иной случай. Твоя мать привыкла к тяжелой работе.

— Да она вполовину слабее была, чем мисс Кенфилд, — возразила Жозефина. — Нет, сэр, никогда моя мамаша столько не зашибала, как она. По этой старухе Кенфилд хоть из пушек пали, на ней и царапинки не останется.