Однако численное превосходство было на стороне мятежников. С голыми руками они кидались на копья, стараясь вырвать их из рук тиссов. Сомкнутые ряды стражников были смяты, битва распространилась на весь лагерь.

Мятежники набрасывались на тиссов со всех сторон. Безоружные, они вонзали в них зубы, царапались, впивались пальцами в глаза. Те, кому удавалось завладеть оружием с яростным воплем кидались в гущу схватки.

Похоже, только Ямамото не нужно было никакого оружия. Мимоходом Алладин заметил, как маленького японца окружили пятеро тиссов. Ямамото ужом вился между наседавших на него врагов. Он ловко уклонялся от ударов бронзовых мечей и обыкновенной бамбуковой палкой парировал выпады копий. Стражники только мешали друг другу в своём стремлении поразить вёрткого противника. Ямамото уже пошёл в наступление.

Ударами пяток он разбросал стражников в разные стороны. Бамбуковый шест в его руках вращался с такой скоростью, что иногда просто исчезал из поля зрения. Вскоре все пятеро тиссов пребывали в глубоком беспамятстве, а японец с победным криком обрушился на новых врагов.

Алладин колол неприятеля направо и налево отнятым у раненого тисса копьём. Рядом с ним размахивал тяжёлой палицей Мубанга. Под его ударами черепа тиссов трещали, как скорлупа сахарных орехов, которыми так славился остров Цветных Игуан.

– Все назад! – Алладин узнал голос вождя Карога. – Отступайте к храму Матери- Игуаны!

Тиссы тут же метнули свои копья в ближайших противников и бросились бежать к ступенчатой пирамиде храма.

– Не давайте им уйти под защиту укреплений! – закричал Алладин. – Нападайте!

Но бывшие пленники уже разбежались по лагерю. Они схватили оружие, которое бросили стражники, жадно заглядывали в дымящиеся на кострах котлы с черепаховым супом, весело горланили у кожаных мешков с кислым вином. Пока Мубанга и Клато наводили порядок, поредевший отряд тиссов уже достиг стен храма.

Высокие ворота, украшенные рельефными изображениями прародительницы Игуаны, захлопнулись за замыкавшим отступление Карогом. Храм Матери-Игуаны превратился в неприступную крепость.

– Мы не можем уплыть, пока крепость не пала! – убеждал собравшихся товарищей Мубанга. – Единственная уцелевшая галера, принадлежащая Ухану, стоит на якоре под стенами. Нас засыплют стрелами, едва мы приблизимся к пристани.

– Давайте подождём, – предложил полинезиец, любовно поглаживая огромный лук. Он нашёл его среди конфискованного у пленников оружия. – Через неделю-другую в крепости начнётся голод, а Ухан любит вкусно поесть. Тиссы сами распахнут перед нами двери.

– Через неделю-другую к стенам крепости соберутся воины всех ветвей острова, – хмуро сказал Клато. – Видите дымы от костров, которые поднимаются над мраморными колоннами? Это сигналы. Ухан объявил нас мятежниками. Он призывает все отряды немедленно встать на защиту Матери-Игуаны. У нас в запасе не больше нескольких часов.

– Ну так умрём в сражении! – поднял лук полинезиец. – Мы ещё посмотрим, какого цвета у них кровь...

– Если бы... – опустил голову Мубанга. – Тиссы возьмут пращи и забросают нас глиняными ядрами, начинёнными пудрой сахарных орехов. Один вдох, и ты моментально забудешься в сладостном сне, а проснёшься уже на жертвенном камне. Так что неизвестно, кто на чью кровь будет смотреть.

– Нужно идти на приступ! – твёрдо сказал Алладин.

Юноша обвёл взглядом своих соратников. После сражения с тиссами в живых осталось не больше восьмидесяти человек, из которых только половина была вооружена копьями и мечами, а лук был только у полинезийца Оаху. Пройдёт совсем немного времени, и тысячи островитян засыплют их облаком сахарной пудры и поволокут, беспомощных, одурманенных, к ногам Верховного жреца.