Значит, он аккуратно скрыт. Щели зазоры минимальные.

Хоть изнутри, насколько он помнил, имелась обыкновенная деревянная дверь. С толстой вытертой рукоятью.

Третий проход. Медленно. Ощупывая чуть ли не каждый стык между мраморными глыбами. Постукивая по ним.

Результат тот же. Ставка не сыграла.

– Гражданин!

Он обернулся. Вслед шагал милиционер – в шинели, шапке ушанке и чёрных начищенных сапогах. Ремень с портупеей, на ремне – кобура. Микрофон рации у плеча. Воплощение скорого будущего самого Егора Евстигнеева.

К слову – русский. В московской полиции Российской Федерации низовые чины зачастую – азиаты да северокавказцы.

– Слушаю, товарищ лейтенант.

– Чем вы занимаетесь?

Признаться: ищу портал в будущее? Не, не оценит юмора, решил Егор.

– Смотрю и восхищаюсь. У нас в Минске тоже мраморные плиты кладут. Но не так тщательно как здесь. Молодцы!

– Документы!

Протянул ему студенческий билет, не доставая паспорт. В паспорте всё же деньги лежат, зачем дразнить?

– В самом деле – из Минска, – промычал лейтенант. Место козырное, здесь вместо сержантов офицеры попадаются. – Вот что, студент. Иди ка ты отсюда. Что то подозрительно ковыряешь напротив самого Кремля. Могут заинтересоваться люди в штатском из другой организации. Смекаешь?

– Так точно, товарищ лейтенант. Я сам в милицию распределён. В минскую.

– Вот и езжай в свой Минск. Давай давай!

Он огласил приговор. «Свой Минск». А какие варианты, если путь в прежнюю жизнь закрыт?

Егор! «Хонду» не поцарапай, ладно? И маму береги.

Бросив ещё один пятак, Егор ехал на эскалаторе в недра Москвы, вдруг ставшей чужим городом, отторгающим пришельца, её заменит «свой» Минск. И внезапно почувствовал, что не очень то сильно грустит из за облома. Сердце успокоилось и стучало в обычном ритме.

Ведь жизнь обрела смысл! Впервые за двадцать один с половиной год. Как минимум, ему нужно научиться выживать, приспособиться.

Он постарался найти плюсы в своём положении. В первую очередь, это послезнание о четырёх десятках лет советской и постсоветской истории. Какое оно обеспечивает преимущество?

Если честно, то нулевое.

Егор знал, что Горбачёв будет самым неудачным руководителем Союза за все годы существования СССР и приложит идиотские усилия для его сохранения, тем самым ускорив крах, в результате чего «нерушимый» развалится в девяносто первом. Что это даёт? Нежно проникнуть в Политбюро и подсказать Брежневу: выкинь ты этого вундеркинда с его Раисой Максимовной на Чукотку, или он разрушит всё, что ты строил после Хрущёва… Трижды не получится: раз – не проникнуть, два – не поверят, три – отправят в палату с мягкими стенками.

Что ещё? Война в Афганистане едва разгорается. Не помнил всех подробностей, знал точно одно – где то через десять лет после «ввода ограниченного контингента» Горбачёв будет вынужден убрать оттуда армию, потерпев поражение. Потом точно также и не солоно хлебавши уведёт войска Байден. Предупредить? Но тогда светит не распределение в милицию, а распределение в тюрьму за распространение клеветы, порочащей социалистический строй и Советскую армию, свято исполняющую интернациональный долг.

Хотелось бы предотвратить взрыв на Чернобыльской АЭС. ОК, сообщит, но кому поверят принимающие решения в ядерной энергетике – учёным с мировым именем, тщательно спланировавшим эксперимент, или анонимному прогнозу от неизвестного «прорицателя»?

Хреново, что Егор помнил историю фрагментарно. Школьную забыл.