Какое-то время он еще делал по старым наработкам маленьких железных Ленинов и собственноручно продавал их иностранным туристам. Однако масштаб был не тот. Это было то же самое, как если бы самому вождю мирового пролетариата предложили бы провести революцию не в отдельно взятой стране, а, допустим, и деревне Кукуево. Скорее всего, он бы оскорбился и лучших своих чувствах и по древней российской традиции ушел в длительный запой.
Со скульптором Ильичом произошло именно это. Однако долгие годы торговли с властью не прошли для него даром. Он, конечно, бросался в мутный омут народного пьянства, но делал это не очертя голову, как многие другие, а с умом.
Поняв, что возвращение старого режима, по крайней мере в ближайшие двадцать лет, не предвидится, он в первую очередь позаботился о том, чтобы худо или бедно, но обеспечить собственное будущее.
Почему-то уже тогда он начал подозревать, что жить на полагающуюся ему пенсию будет не очень комфортно. Поэтому Ильич первым делом с помощью старых знакомств и связей за копейки приобрел себе в собственность принадлежавшую Союзу художников мастерскую. Следующим шагом стал размен собственной шикарной квартиры на три однокомнатные. Из произведений реалистов девятнадцатого века Ильич прекрасно знал, что в современном мире не обесцениваются только две вещи — золото и недвижимость. Поскольку золота он не нажил, а недвижимостью располагал, Ильич остановился именно на ней.
С тех пор он вполне комфортно существовал в своей мастерской на деньги, получаемые от сдачи внаем трех своих квартир. И надо сказать, что денег ему более чем хватало.
Скульптуру Ильич окончательно забросил, все еще теплившаяся в его существе творческая энергия нашла для себя довольно-таки оригинальный выход. Впрочем, этот выход Ильичу подсказал его давний друг Петр Семенович, главный редактор одной из местных газет. Ильич изготовлял фальшивые печати. В начале девяностых это занятие даже стало приносить ему определенный доход.
За пару часов он мог вырезать печать любой формы с любыми надписями и логотипами. Живи Ильич в античной Греции, так кто знает, может быть, он стал бы искусным резчиком по драгоценному камню, мастером камеи. Хотя в античной Греции, наверное, до этого не дошло. У скульпторов там всегда была работа.
Алексей познакомился с Ильичом лет шесть назад. Естественно, через Петра Семеновича. Несколько раз Ильич уже изготавливал для него подобные печати. Денег по старой дружбе Ильич с него не брал, а ограничивался парой бутылок любого сорокаградусного напитка.
Однако чтобы успеть сегодня, надо было торопиться. После четырех часов любые разговоры с Ильичом становились бесполезны.
Ровно без двадцати четыре Алексей вышел из мастерской Ильича, держа в руках новенькое синее удостоверение. Ни один специалист не сумел бы придраться к этому документу. Все в нем было настоящим. Само удостоверение, купленное за пятнадцать рублей перед книжным магазином, фотография, с которой серьезно и ответственно смотрела физиономия Алексея. Настоящими были имя, фамилия и отчество. Разве что фонда «Счастливое детство» никогда не существовало. Но разве кто-нибудь удосужится проверить эту информацию?
Глава вторая
Татьяна Леонидовна проснулась без трех минут девять. Маленький японский будильник, стоявший рядом с кроватью на тумбочке, молчал.
«Я могла спать еще четыре минуты, — подумала Татьяна, — но теперь придется вставать».
Она села на постели и, разведя руки в стороны, открыла глаза. Это был своеобразный утренний ритуал, призванный прогнать остатки сна.
Такова была ее особенность. Она всегда просыпалась за несколько минут до того, как начинал верещать будильник. Выставленное на часах время не имело значения.
Еще одна особенность Татьяны Леонидовны, связанная с часами, заключалась в том, что она никогда не заводила будильник на какой-нибудь конкретный час. |