– Ну мало ли что – Настенька велела.

– Настенька?..

Чечек подумала немножко и, молча повернув обратно, пошла за Эркелей.

Первым выступил на собрании звена Алеша Репейников:

– Товарищи! Чечек Торбогошева поступила очень плохо: списала сочинение у Корольковой и говорит, что это она его сочинила. Разве так годится делать? Если мы так будем делать, какие же мы будем ученики!

Алеша волновался, щеки и уши у него покраснели.

– И я считаю, что надо сразу это прекратить и сразу сказать про это Анатолю Яковличу…

– Нет! – вдруг крикнула Чечек. – Нельзя Анатолю Яковличу говорить!.. Кенскин, Кенскин, скажи им, чтобы Анатолю Яковличу не говорили!..

– Ну, мы прежде с тобой поговорим, – дружелюбно сказала всегда приветливая синеглазая Настенька. – Ты зачем же списала у Лиды сочинение?

– Я не списала, – упрямо ответила Чечек, опуская глаза.

– Нет, ты списала, – сказала Лида. – Почему же ты, Чечек, еще и неправду говоришь? И отдала тетрадку Марфе Петровне. Что ж, и ее хочешь обмануть?

– Я хочу обмануть Марфу Петровну? Что ты! – удивленно сказала Чечек. – Я ее не хочу обмануть.

– А вот, однако, обманула! – снова горячо и взволнованно вмешался Алеша. – И опять повторяю, что мы, пионеры, таких нечестных поступков укрывать не должны, а должны сказать Анатолю Яковличу!

Чечек посмотрела на Алешу горящими глазами.

– Туу-Эззи! – прошипела она сквозь зубы. – Репей! – И вдруг, взмахнув своими черными косами, повернулась и стремительно вышла из класса.

– А ты, Лида, с ней по-хорошему не говорила? – спросила Настенька. – Может, она бы лучше поняла…

– Говорила, – ответила Лида. – Я говорю, а она смеется. Говорит: «А что, у тебя строчки от этого убавились, что ли?»

Настенька посмотрела на остальных ребят. Они молчали.

– Ну, а вы что скажете? Павлик? Андрей? Мамин Сияб?

Павлик и Андрей Колосков заговорили почти в один голос:

– Конечно, надо Анатолю Яковличу сказать! Будет списывать да плохо учиться – ей же хуже.

Но Мамин Сияб, оглядев всех своими глубокими, слегка раскосыми глазами, сказал:

– Не знаю… Я думаю, предавать товарища – это са-авсем плохо. Са-авсем плохо!

– А кто предает? Кто предает? – закричал Алеша Репейников. – Разве мы ей чтобы хуже хотим? Мы же ей чтобы лучше хотим!..

– Костя, скажи нам и ты что-нибудь, – попросила Настенька. – Ребята, послушаем, что Костя скажет. Во-первых, он комсомолец. Во-вторых, он-то знает, что для Чечек лучше.

– Он же… – начал было Алеша.

Но Настенька остановила его:

– Мы тебя уже слушали.

– А чего это вы, ребята, однако, так торопитесь скорей Анатолию Яковлевичу сказать? – начал Костя.

– Я так и знал! – опять закричал Алеша.

И опять Настенька остановила его.

– А я так думаю, что у Анатолия Яковлевича и своих забот хватает, – спокойно продолжал Костя. – Что же, мы сами ничего сообразить не можем? Чечек у нас, конечно… беспечная такая. Но ведь и у нее самолюбие есть. И очень большое! Надо ее немного тоже и пощадить…

– Конечно, надо пощадить! – прервала его Мая. – Она знаете как Анатоля Яковлича боится!

– Вот и надо Анатолю Яковличу сказать, раз она боится! – подхватил Алеша.